— Ладно, разберемся. Кто там был-то, звания, фамилии хоть запомнили?
— Да какие звания! У них на погонах двуглавые орлы. Назывались Гер и Серый.
— Хорошо, этого мне достаточно. Теперь они будут бетонировать пограничные столбы.
— Хотелось бы надеяться, — улыбнулся Костя. — Только бабки-то уже не вернутся.
Генерал то ли не расслышал эту реплику, то ли намеренно пропустил мимо ушей. А может быть, случайное копошение Гани ему помешало.
— Я сейчас предупрежу пограничный пост, — пообещал он. — Проверю готовность к марш-броску двух БТР.
— Хорошо бы, — обрадовался Ганя.
— Ну все, до связи! — И экран потух.
— Вашими бы устами да мед пить, — прокомментировал приятель.
— Да ладно тебе. — Костя поправил экран «плазмы».
Затем, закинув руку на затылок, как казачок в танце, он покрутил головой туда-сюда. Это был своего рода массаж. С некоторых пор шея начала деревенеть.
— Эх, все хорошо в этой тачке, но вот кресла дюже неудобные, — поделился Костя с напарником.
Ганя не стал спорить.
— Есть такое дело. Как только вернемся, сразу поменяем. А то все руки не доходили.
— И что ты, мерседесовские, что ли, поставишь? Так они тут же провалятся! — Костя с хитринкой покосился на товарища.
Ганя воздел глаза к небу.
Муконин посмотрел на спидометр. Стрелка зашкаливала за сто двадцать километров в час. Даже и не заметил, как прибавил. Ну и пусть. Нормальная скорость. Если не считать одеревеневшей шеи, трасса идет легко и хорошо.
Южная граница Уральской Независимой Республики пролегала по хребту Уральских гор — Уралтау. Сразу за городом Миасс, который приятели объехали стороной, начались указатели о приближении поста.
Около двух часов пополудни, уже в непосредственной близости от пограничного пункта, Костя и Ганя наткнулись на примерно двухсотметровую очередь из автомашин. Здесь были и фуры, и легковушки, и незабвенные Газели. Вереница разделялась на два ряда — занимала две полосы. Изредка спешно проезжали встречные машины, удачно прошедшие контроль на въезде в Республику.
Костя пристроил «семерку» в хвосте очереди, за маленьким черным автобусом марки Форд с Челябинскими номерами (в конце таблички стояли цифры «74», обозначавшие регион, — бывшие в ходу до Русской Хиросимы номерные знаки до сих пор оставались в употреблении).
Приятели закрыли машину и пошли пешком к посту. По дороге оба осматривались, время от времени замедляли ход.
— Что-то никакими БТР тут не пахнет, — заволновался Ганя.
— Сейчас разберемся, — успокоил Костя.
Пограничный пост, как оказалось, представлял собой мобильный синий вагончик на колесах с двумя окнами по краям и дверью посередине. Над дверью висел транспарант:
За вагончиком стоял столб, на котором в виде рекламного щита высилась надпись:
ГРАНИЦА УРАЛЬСКОЙ НЕЗАВИСИМОЙ РЕСПУБЛИКИ
Вагончик располагался вдоль дороги, углом к полосатому красно-белому шлагбауму, в опущенном состоянии перекрывающему трассу. У шлагбаума стояли двое в военной форме образца две тысячи двенадцатого года с сержантскими погонами, с Калашниками наперевес. Молодой человек в бушлате офицера Комитета Безопасности, рядом со стойкой шлагбаума, проверял документы у беспокойного водителя белой тентовой Газели, которая носатым передком чуть ли не подпирала их сзади. Офицер, невысокий, впрочем, как и водитель, с непонятными погонами, с колышущейся на ветру каштановой шевелюрой, с обветренным лицом, которое имело типичное выражение обстоятельности и доброжелательности, как бы говорящее: сейчас мы все посмотрим, во всем разберемся, и все будет нормально, — этот пограничник сканировал «электробритвой» чип на водительском удостоверении хозяина Газели. Последний, черноволосый и смуглый, с по-обезьяньи волосатыми запястьями, выступающими из рукавов коричневой кожанки, — но по всему видно, что не кавказец, — переминался с ноги на ногу.
— Да ты пойми, шеф, то ж скоропорт, у меня срок до обеда, а мне еще до Уфы ехать, а я уж тут два часа жду, когда вы чаю напьетесь…
— Гражданин, не надо инсинуаций, мы здесь тоже баклуши не бьем. А у тебя вот пробел по базе, между прочим. Что-то нет тебя в базе Уральской Республики, — спокойно разъяснял офицер, глядя на свой КПК.
— Так я ж предупреждал: я на тюменском севере регистрировался, а там, значит, непорядок, не забили в общую базу.
Сзади уже подходили другие водители, сплошь мужчины, и в основном — классические шоферы в потертых одеждах. Они уже начинали роптать. Один, долговязый, щуплый, с необычно большим кадыком, выкрикнул, перебивая всех:
— Эй, лейтенант, а нельзя ли ускорить?
— Спокойно, господа-товарищи, — поднял руку лейтенант. — Всему свое время.
На встречной «двухполоске» стоял идентичный шлагбаум, и там творилось нечто подобное. Широкая едва движимая спина — еще один комитетский бушлат, два автоматчика памятниками по краям шлагбаума. Очередь из разномастных автомашин тянулась вдаль и изгибалась, так как дорога уходила волной. А там смыкался лес, и в туманной дымке восставали небольшие горы, покрытые зеленовато-черной бахромой. И над ними известковое небо, с огромными, раскидистыми серо-синими кораблями-облаками, с пришпиленным где-то сбоку дымчато-желтым кружком солнца. Водители, стоявшие около широкой спины, о чем-то спорили, размахивая руками. Доносились рваные реплики: «Так, твою мать, еще полчаса, что ли?! Сколько можно? А ты куда лезешь?!»
— Пойдем, туда зайдем. — Ганя указал на вагончик.
Костя кивнул, и они обогнули Газель сзади, и тихонько зашли в вагончик.
Внутри оказалось уютно. В дальнем левом углу располагался санузел, в ближнем левом — мойка, вделанная в белую тумбу, и кран, торчащий из стены. В правой стороне был кухонный гарнитур под дерево. Вдоль стены, противоположной входной двери, тянулись три дивана. Справа, у входа, располагался стол, из которого вырастал стволом кронштейн, держащий большую жидкокристаллическую панель. За столом, с дугообразной клавиатурой, сидел шатен лет тридцати, в парадной форме Комитета Безопасности с погонами капитана. У него была короткая стрижка, уши забавно торчали, почти как у Чебурашки.
Он вяло глянул на вошедших и открыл рот. Но Костя, протянув чип-мандат, быстро сказал:
— Здравия желаю. У нас секретное задание. И кстати, тут не пробегала группа сопровождения из двух бронетранспортеров?
— А, миссионеры. — Правильное лицо капитана просветлело. — Да-да, насчет вас было распоряжение. А вот про БТР я ничего не знаю.
— То есть, как это? — у Гани, что называется, отвисла челюсть.
У Кости чертов вагончик качнулся в глазах.
— А вот так, и словом не обмолвились. Меня зовут Джон. — Капитан поднялся из-за стола и протянул жилистую руку. — Можно просто Женя.
— Очень приятно, — горько отозвался Костя, хило приняв рукопожатие.
Ладонь у Джона оказалась почему-то теплой и потной. Может, из-за того, что здесь было хорошее отопление?
— Рад знакомству, — сухо сказал Ганя, в свою очередь, подав руку.
Капитан снова сел в кресло, лицом к гостям, и принялся непринужденно покручивать себя маятником
