стороны пустыни — просто «появились». Как я.
Я попыталась представить мир, из которого переселились, а вернее сказать, бежали (ведь когда люди уходят целыми народами, это значит, что они бегут от чего-то, оказавшегося сильнее, чем они) эти нереально красивые сабиры. Одно было понятно точно — в моем мире таких не водилось. Мелькнула мысль об Атлантиде, но тут же была отброшена за несостоятельностью.
В-третьих — «предавший». Здесь меня тоже ожидало фиаско. Ни один документ не мог дополнить историю, рассказанную Дэвом. Жил, предал, был награжден, убит — все пергаменты повторяли одно и то же.
Дважды меня чуть было не поймали. Один раз командор решил посетить библиотеку под утро, и мне пришлось в экстренном порядке прятаться под стол, откуда я посылала на голову его превосходительства все мыслимые и немыслимые проклятия. Во второй раз в библиотеку сунулся старикашка-хранитель, о чем меня заблаговременно предупредили его шарканье и надрывный кашель, дав возможность быстро нырнуть за железную дверь.
Все опасения насчет обратной работы мозаики оказались напрасны — она исправно выпускала и впускала меня в любое время — иногда мне казалось, что сам замок почему-то проникся ко мне симпатией и старается помочь.
В одну из таких ночей, когда я в унынии сидела у двери, ожидая, когда уйдет командор, и сортировала в голове загадки в алфавитном порядке, клинок за спиной вдруг дернулся. Обычно индикатор вел себя вполне прилично, за исключением тех моментов, когда оборванец приближался ко мне ближе, чем на метр. Удивленно пожав плечами, я потрогала рукоять и даже сквозь толстую кожаную обмотку ощутила, насколько она холодная. Будто кто-то проморозил меч до самого нутра, а потом привесил мне на спину.
— И что у нас плохого? — с интонацией персонажа любимого мультика спросила я.
Клинок снова дернулся, на сей раз стараясь указать направление — вверх. Я послушно поднялась обратно к мозаике.
— Теперь куда?
Меч дернулся влево, указывая на один из боковых проходов, и похолодел еще больше, если такое в принципе возможно.
— Слушаюсь, товарищ прапорщик, — мрачно отрапортовала я. Чувствовалось, что посиделки в библиотеке отменяются.
Следуя указаниям клинка, я петляла по коридорам, сворачивала в какие-то незаметные проходы и коридоры, спускалась, потом опять взбиралась по узким лестницам, пока не оказалась в маленькой тесной комнатушке с зарешеченным окном, выходящим в подсвеченный луной заброшенный сад между замком и башней нелюди. Комнатушка использовалась, как кладовая для всякого мусора. Толстый слой пыли, покрывающий окно и пол, убедительно доказывал — соваться сюда любителей не нашлось. Плотно прикрыв за собой дверь и оставшись практически в полной темноте, не считая мутного пятна окошка, я чуть погладила эфес, который уже покрылся изморозью:
— Что дальше?
Меч мягко, но настойчиво подпихнул в сторону окна.
— Понятно, командир, значит, будем вести наблюдение.
Устроив сиденье из каких-то старых ящиков, я стерла с небольшого кусочка стекла пыль, и приникла к импровизированному глазку, словно стрелок к амбразуре. Отсюда была видна часть заброшенного парка: несколько покрытых снегом деревьев, низкая каменная скамья и остатки железной решетки, когда-то ограждавшей дорожки.
Ждать пришлось долго.
Откуда-то сбоку появился человек в длинном до пят меховом плаще с капюшоном. Он осторожно пробирался по глубокому снегу прямо к скамейке. Дойдя до нее, он огляделся и стал нетерпеливо расхаживать взад-вперед, то и дело поправляя плащ. Это продолжалось минут пять. Потом человеку надоело ходить, он уселся на скамейку и откинул капюшон.
— Белоснежка, — чуть слышно выдохнула я. Клинок предупреждающе прижался к спине, приказывая наблюдать внимательнее и, желательно, молча.
Тем временем, девушка на скамейке теряла терпение. Она то и дело поправляла и без того идеальную прическу и постоянно поглядывала куда-то вбок — наверно, оттуда должен был прийти тот, ради кого Белоснежка топталась на морозе.
— Ты что, волок меня сюда, чтобы я лишний раз убедилась в ветреной натуре Лайона? Так это и так всем из...
Меч некультурно перебил меня, огрев рукоятью по затылку.
— Вняла и заткнулась, — прошептала я, вернувшись к созерцанию представления за окном.
Как говорят в таких случаях: время шло, а милый нет. Белоснежка все плотнее куталась в плащ и все чаще подносила к губам ладони, стараясь согреть их дыханием.
Я не смогла уловить момент, когда на сцене появились новые действующие лица. Они просто возникли за спиной девушки, словно соткавшись из черных теней деревьев. Шестеро, и седьмой чуть в отдалении. Их я узнала сразу — нелюди. А с ними тот самый, оборванец. Клинок почти мгновенно перешел в режим обогревателя, раскаляясь все сильнее и сильнее.
— Какого черта они делают? — еле слышно выдохнула я.
Девушка продолжала сидеть, нетерпеливо утаптывая ножкой снег, а нелюди подходили все ближе. Впереди шли оборотни, за ними ольт, как всегда обнаженный по пояс, и замыкали клин сэты, на лицах которых метровыми буквами было написано явное беспокойство. Айс, Савой и Pax, напротив, недобро улыбались, двигаясь вперед словно тени. В лунном свете их глаза чуть фосфоресцировали.
— Они же... они же не собираются?.. — меч заткнул мне рот сильным тычком в спину.
Оборотни прыгнули, синхронно, словно провели в тренировках полжизни, еще в прыжке сменив обличья. Белоснежка, что-то почувствовав, начала оборачиваться, но было поздно. Она не успела даже закричать. Медведь сшиб ее на покрытую снегом землю. Водопадом мелькнули черные волосы, вырвавшиеся из-под сетки изумрудные оборки платья, и волчьи зубы вгрызлись сзади в тонкую шею, выпустив на свободу целый фонтан крови, обильно окрасивший серебристый мех. Одновременно с этим Рысь добрался до горла. Дальше началось звериное пиршество.
Арк, сэты и оборванец, чье имя так и осталось для меня тайной, оставались в стороне, наблюдая за трапезой.
Я, не в силах больше смотреть, скорчилась на ящиках, уткнувшись лбом в колени и до крови закусив запястье, чтобы не заорать от ужаса. Перед глазами мелькали жуткие картинки, и хотелось отдать все за то, чтобы кто-нибудь стер эти воспоминания.
«Ну-ка, тихо! » — рявкнул в груди рассудительный и равнодушный человечек. От этого повелительного голоса я всхлипнула, но стала дышать ровнее. — «Прекращай истерику. В окно больше не смотри, а то опять сорвешься. Тут не реветь надо, а думать! »
— Правильно. Думать, — прошептала я. — Думать. Какого черта они это сделали?! — перед глазами мелькнула тонкая рука, с пальцами, унизанными изящными кольцами, по которым сочилась почти черная в лунном свете кровь. Просто рука, лежащая на снегу. Титаническим усилием воли я загнала картинку подальше.
Думать! Зачем они напали? Ведь сабир способен защититься. Девушка должна была почувствовать приближение нападавших —
Переборов подступившую к горлу тошноту, я продолжила рассуждать вслух.
— Но не успела. Что из этого следует? Убить сабира можно, только полностью устранив
«Уходи, сабира. Если хочешь жить».
Оборванец, отребье сальноволосое, кем же ты себя возомнил?
Головоломка постепенно начала складываться. Оставался только вопрос «зачем». Мне припомнилось, сколько сил и времени я потратила в попытках доказать Айсу, что я не сабира. Всем нужны неопровержимые
