первого встречного!
— Отлично! — воскликнула преобразившаяся Рахель. — Мы уже исповедуем греческий образ мыслей — не надеемся на обед, а активно его приближаем! Ура грекам!
— Ура! — грянул дружный хор, и машина затормозила на стоянке небольшого рыбного ресторанчика. — Да здравствует настоящая форель на углях! Не в фантазиях, а на гриле! Долой мечты! — И развеселая компания бывших вакханок гуртом ввалилась в уютный ресторан.
Когда от форели и камбалы остались лишь ажурные скелетики и приятные воспоминания, а кувшин с лимонадом, сдобренным освежающими листьями мяты, имбирем и ледяными шариками, опустел, дамы, вооружившись вазочками с мороженым, расположились в удобных плетеных креслах на высокой террасе ресторана, нависшей прямо над клубящимся потоком горного ручья. Было тихо, ручей журчал под ногами, другие посетители ресторана самозабвенно орудовали ножами и вилками во внутренних залах. Дамы сбросили туфли и поджали очаровательные ножки, разомлев на солнышке, как коты в лопухах.
Вдруг Ясмин оглядела разнежившихся подруг:
— Вы знаете, на кого мы наткнулись в кустах? — озорно спросила она — отблеск виноградных листьев все еще светился в ее карих глазах.
— В каких кустах? — Рахель с трудом разлепила сами собой закрывающиеся глаза.
— Ну не в кустах, а в заповеднике. Кто нас фотографировал? Вы можете не верить мне, но это Н*… — И Ясмин, закатив в блаженном трепете глаза, произнесла имя талантливого фотографа большой моды, уже печально знакомое нашим дамам по предыдущему рассказу о судьбе несостоявшейся фотомодели. — Вы что, не узнали его?!
— Э… Как вам сказать, дорогая моя, — замялась деловая секретарша. — Я, честно говоря, не очень знакома с миром искусства.
— Вы уверены, что это он? — Джуди недоверчиво взглянула на девушку и подумала, что для такой знаменитости парень слишком молод. — Что ему делать в этой глуши? Хотя, черт их знает, этих деятелей искусства… Интересно, успел он нас сфотографировать или нет?
— И если да — нам причитается неплохой гонорар, — заметила опытная секретарша, героически борясь с послеобеденной дремотой.
— Ага, как же, — насмешливо скривилась несостоявшаяся манекенщица. — Держи карман.
— Ах да, ведь у вас есть уже опыт в подобных делах, — понимающе кивнула окончательно проснувшаяся пожилая дама и почему-то нахмурилась. — И опыт, прямо скажем, не обнадеживающий!.. Но поверьте, моя милая, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь!.. В доказательство я расскажу вам историю своей юности… Она довольно банальна, но преподнесла мне такой урок на всю жизнь, что я хочу поделиться с вами этими воспоминаниями.
— Я родилась и выросла в нашей прекрасной столице, но не в том районе, где все процветают и благоденствуют, и о котором молодежь лишь завистливо вздыхает, а в противоположном — там, где обшарпанные дома, тесно прижавшись друг к другу, заслоняют небо, где дождь заменяют капли воды с развешанного для просушки белья, а две пыльные высохшие пальмы называются парком. Мой отец погиб на одной из войн, мать не разгибала спины на уборке чужих домов, пытаясь прокормить четверых детей, а я — старшая — после занятий в школе бегала в соседний с домом магазин, чтобы заработать хоть какую-нибудь копейку. Нет, конечно, государство помогало нам, выдавая пособие на детей и пенсию вдове погибшего солдата, но этого все равно не хватало. Все соседи жили одинаково — бедно, дружно и весело, все перебивались на грошовые зарплаты, и детишки всей оравой дружно бегали в кино, соседки одалживали друг другу лук и картошку, и, в общем, жизнь очень напоминала ту, которую вы видели в несравненных фильмах Феллини о нищих Неаполитанских кварталах.
Несмотря на бедность и вечную нехватку того или другого, я никогда не чувствовала себя несчастной или обделенной по двум причинам: во-первых, потому, что так жили все. А во-вторых — и это главное, — важным было не материальное благополучие, а веселый нрав, дружелюбие и способность не вешать носа в самых тяжелых ситуациях. Я работала в маленьком магазинчике не потому, что там нужна была помощница, а потому, что его хозяин хотел помочь моей маме. Часто маме заказывали платья — она прекрасно шила — не потому, что их нельзя было купить в магазине, а для того, чтобы поддержать вдову солдата. Но и я, и мама часто после работы заходили к соседней старушке, чтобы прибрать у нее или просто поговорить и вынести мусор, и так же часто мама отрезала от субботнего пирога кусок и посылала меня в дом напротив — отдать безногому калеке, который мастерил игрушки всем малышам в округе. Все любили меня, все дружили со мной, и жизнь была полна и радостна.
Так протекала моя жизнь — в учебе, помощи маме, работе, уходе за малышами и в чтении. Я очень любила читать, но книг дома не было, и я брала их в школьной библиотеке. Самыми любимыми для меня были сказки, я просто с головой уходила в них, даже когда выросла. Люблю и верю в них и теперь, как это ни смешно звучит в старческих устах. — Наши дамы дружно запротестовали, услышав это высказывание. Грустно усмехнувшись и поблагодарив их, Рахель продолжала: — И, естественно, полная уверенности в прекрасном будущем, я мечтала о судьбе Золушки — о принце на белом коне, который приедет в наш нищий квартал и увезет меня… Куда? Я не знала, но что-то радостное и светлое манило вперед, в завтрашний день. Поэтому представьте себе мое счастье, когда за мной вдруг стал ухаживать единственный богатый парень в округе. Его отец служил в армии и сделал головокружительную карьеру именно в той войне, на которой погиб отец. Высокий, самоуверенный и красивый, Ави был действительно похож на принца, только вместо белого коня у него была папина открытая машина, на которой он постоянно разъезжал, выставив в окно локоть и беспрестанно бибикая на каждом перекрестке.
Он клеился ко всем нашим девчонкам, водил их в кино и на танцульки и вообще приобрел репутацию завидного кавалера. Несравненный Ави курил дорогие сигареты, носил тонкие усики и умел танцевать фокстрот — что еще надо было девчонкам из бедного квартала? Но главное — машина. Тогда их еще совсем не было, наши ребята ездили на велосипедах, а те, кто зарабатывал, — на мотороллерах, и открытый, блестящий полированными боками «форд» сводил всех с ума. Я хорошо помню, как однажды мимо меня, изнемогающей под тяжестью авосек с овощами, которые я тащила с рынка, промчался в блеске лаковых боков черный знаменитый «форд», в котором хохотала моя школьная подружка, а рядом, по-барски развалясь и обнимая ее, красовался чернокудрый Ави. Это ослепительное видение промелькнуло в туче пыли, обдав меня запахом дорогих сигарет, бензина и роскошной жизни. Господи, как я завидовала им!
Какого же было мое изумление, когда оказалось, что мечта всего квартала Ави дружит с сыном хозяина моего магазинчика. Несколько раз он забегал в магазин, потом стал посматривать на меня, потом как-то вечером предложил подвезти домой, потом пригласил в кино… Все развивалось по самому банальному, навязшему на зубах сценарию, с той только разницей, что влюбленной дурой была не кто- нибудь, а я сама. И с самых первых наших «выходов в свет» все без исключения приятельницы прожужжали мне уши, говоря, что он — негодяй, жулик, развратник и подлец, что он — «поматросит и бросит», и так далее и тому подобное… Но я, разумеется, не верила этому, потому что твердо знала, что я — единственная его настоящая любовь, что раньше были одни вертихвостки, а вот теперь — настоящее, и так далее, то, что он без конца сладко нашептывал мне в доверчиво подставленное ушко… Ох, не зря, не зря тысячи книг и фильмов рассказывают об одном и том же. Соблазнение глупышки, обещание любви до гроба, первая ночь и… первое разочарование в любимом. Получив то, чего он добивался, мой ненаглядный Ави почему-то стал терять интерес к дальнейшим встречам, стал занятой и рассеянный, а через некоторое время я увидела его в машине с другой хохотушкой. Никто из девчонок-подруг даже не пожалел меня — так все было понятно. «Тебя же предупреждали, — резонно говорили мне, — так чего же ты теперь жалуешься?!» Я жаждала мщения — достойного и справедливого, как в сказке. «Забудь о нем, — участливо сказала одна из соседок, — не ты первая, не ты последняя. Уж сколько пытались отомстить ему — ничего не получалось. Папаша-генерал прикрывает его так, что не подкопаешься. Подонок этакий! Вон, Кети из десятого класса родила от него, и все это знали, и все равно вышел сухим из воды, хотя ей еще семнадцати не было! Посуди сама, ты же умная девушка, — несовершеннолетняя родила, и все знали от кого, и все равно ничего ему не было! Так ты-то куда лезешь!..»
Ну нет! — решила я. Со мной этот номер не пройдет. Побаловался, голубчик, — либо женись, либо страдай, как и я! Полная ненависти и решительности, я подговорила свою младшую сестру помочь мне. Ей было четырнадцать лет, и она была сообразительной не по годам. Мы тогда жили отдельно от мамы, чтобы
