– Вот и иди, подполковник. Искупай. Вертись. То же скажешь товарищу лейтенанту… Но уже от себя. А мне это завтра руководство выскажет…
– Виноват, товарищ генерал…
– И еще… Хорошие у тебя часики, подполков ник! – Генерал привстал с кресла, хищно нависнув над Власовым. Глаза Шурыгина, прояснившись до колодезной, студеной прозрачности, испытующе впились в лицо подчиненного. – Бабушкино наследство, скажешь?
Заложенная в подполковнике программа неукоснительно воспроизвела надлежащие сокращения лицевых мышц, и мимика офицера выразила поначалу безгрешное недоумение по поводу такого вопроса, а затем, с как бы постепенным уяснением его подоплеки – и снисходительное разочарование…
– Подарок жены, товарищ генерал. Она у меня в коммерческой структуре, так вот – насильно, представьте, заставила. А я подумал… права ведь супруга! Сами знаете, с каким контингентом теперь работаем… У них же сразу два взгляда: один – на часы, второй – на ботинки… Вот и приспосабливаемся. К временам! – Власов вздохнул сокрушенно. – Живем ведь в большом дурдоме… А лечат нам мозги те же прежние доктора, что их и раньше лечили. И, кстати, высший медперсонал, по моим наблюдениям, тоже очень любит всякие золотые «Ролексы», а вместо рабочих халатов предпочитает костюмчики от разного там Кардена… Не замечали, товарищ генерал?
– Это остроумие в условиях коммунистического правления, – отозвался Шурыгин, – квалифицировалось бы как признак слабоумия, Коля. И был бы ты, братец, помещен в соответствующее заведение, где стараниями персонала действительно бы стал дураком.
– Разрешите идти?
– Сгинь! – Шурыгин помолчал. – Дальнейшее определение опускаю, ты его знаешь.
У двери Власов коротко обернулся, и в глазах его генерал прочитал: «От той же самой силы и слышу…»
Вероятно, как подумал Шурыгин, они были обоюдно и абсолютно правы в этом обмене недосказанными колкостями.
СТРАНСТВИЕ
Ночью, продираясь сквозь мокрый ивняк, дабы обогнуть очередную заводь, они наткнулись на лодку, где угольными резкими силуэтами различались двое – в ушанках и в телогрейках.
В нерешительности остановились.
– Эй, – сказал один из силуэтов недружелюбно, с подозрением всматриваясь в темноту.
Ракитин молчал, глядя на Градова.
– Кто такие? – спросил второй грубый голос. – Ну, молчать будем или грузилом огреть, чтоб заголосили?
– Свои… российские граждане, – представился Ракитин, подходя к лодке. – До поселка подкинете?
Двое в телогрейках и в ушанках привстали, оказавшись к тому же одетыми в болотные сапоги. Вопросительно и хмуро уставились на него.
Александр приметил сеть, торчавшую из брезентового мешка, рыбу… Понял: браконьеры.
– К какому такому поселку? – сглотнув, полюбопытствовала первая фигура.
– Да к ближайшему, – беспечно ответил Ракитин.
– Да ты откуда-то свалился, братец? С неба? – Второй браконьер, впрочем, равно как и первый, оторопело изучал собеседника, его перемазанные глиной ботинки и брюки.
– Машина у нас сломалась, – объяснил Ракитин, приглашая к лодке Градова. – Аккумулятор умер. Вот идем и идем, идем и идем…
– Дорога тут… километров сорок отседа-то, – с сомнением сказала первая фигура.
– Вот и идем, – подтвердил Ракитин. – С братом.
– Так ведь… по дороге-то почему… не это… Чего ж степью-то?
– А выпили с горести, – поделился Александр виновато. – И забрели…
Такой аргумент, видимо, показался правдоподобным.
– Да куда ж… лодка-то на двоих… – сказала одна из фигур с растерянностью.
– Братцы! – взмолился Ракитин. – Не околевать же теперь, а?
Фигуры переглянулись. Мрачно кивнули.
Движок, исторгнув облачко бензиновой гари, чихнул пару раз, затем застрекотал, и моторка резво полетела по реке. Браконьеры чутко вглядывались в едва заметные очертания берега, ругая в продолжение своего разговора некоего инспектора Степана, а также рыбозавод, тоннами сдававший рыбу на муку.
– Нам, значит, килограмм на семью – это нельзя, – саркастически говорил один.
– А те, с завода, всю осетрину налево спускают! – возмущался другой, обращаясь почему-то к Ракитину. – У каждого – машина!
Ракитин не отзывался. Социально-экологическая тематика ныне не то чтобы не занимала его, но воспринималась довольно-таки отстраненно. Возможно, потому, что в каком-то смысле он стал странником, а значит, не только созерцающим суету, но и мимо нее бредущим…
Осознание того, что они спасены, что лодка плывет в поселок, начало уступать место опасениям: вдруг ненароком объявится сейчас на пути этот самый инспектор Степан и начнется какая-нибудь ерунда: стычка, выяснение, кто такие, откуда…
