– Стоп! – Астатти поднял палец. Несколько минут на размышление. – Не затруднит?
В салоне машины воцарилась тишина. Астатти раздумывал.
То, что ему показали фотографию, – признак хороший. Если бы бандиты хотели вести собственную игру, то ни в какой Уральск или же в Душанбе приглашать его, Астатти, им явно не следовало. Сначала бы отобрали у Ракитина все имеющееся, выяснили бы суть дела и только бы после… А что – после?
С другой стороны, а если его, Пола, решили тонко использовать? Тоже вероятно.
И, наконец, третье. В дело вмешалось ЦРУ, вычислив неведомым образом Кузьму, и сейчас с ним в машине находятся американские агенты.
Ракитин направляется в Таджикистан. Почему туда? Сейсмически неблагополучная зона, дикий Восток… Или там еще какие-нибудь ключи?
А ведь это неглупая мысль!
Итак. Надо ехать. Придется. Помощнички ему, конечно, выделяются сомнительные… Непохожие на тех, в окружении которых обычно Кузьма пребывал. Породистые ребята. На лицах – ни малейшего следа дегенеративности, отличающей уголовную мразь. Но то, что они – из стана хищников, точно. Уверенных, опытных…
«О! – понял Астатти. – Они похожи на полицейских, эти мои ассистенты, точно!»
Он даже хотел высказать вслух данную мысль, но в последний момент удержался, лишь коротко спросив:
– А визы?
– Это наши проблемы, – произнес Николай безучастно. – Рейс в Уральск вылетает завтра утром. Мы за вами заедем. Только желательно твердо знать, стоит ли хлопотать об этих самых визах, билетах и вообще…
– Стоит, – сказал Астатти.
– Тогда – до завтра!
– Удач! – пробурчал Кузьма, неуютно заерзав на сиденье.
Выходя из машины, Астатти подумалось, что вел себя старый бандюга в окружении своих же подчиненных как-то необычно скованно и обозначить его боссом в этой компании можно было с натяжкой.
Действительно странно…
Впрочем, от данных раздумий Полу поневоле пришлось отмежеваться: теперь его в первую очередь заботили объяснение с Леной, временная утрата связи с американскими партнерами, грозившая недополучением дивидендов, наконец, сами сборы в какую-то дикую неизвестность…
Вновь вспомнились безмятежные Гавайи.
«Да, – подумалось обреченно, – все сложности жизни человек склонен придумывать себе сам. А зачем?..»
МЫТАРИ
Пропал бумажник. С деньгами, паспортами и письмом-поручением из газеты.
После покупки билетов Градов возвратил бумажник Ракитину, взявшему на себя с самого начала путешествий ответственность за хранение финансов и документов, и теперь тот пенял на вокзальных воров, воспользовавшихся его бессознательным состоянием, и на злодейку-судьбу. Градов был более конкретен, обвиняя во всех злоключениях товарища – растеряху, авантюриста и разгильдяя.
Звучали и другие определения на нюансах иных языков, профессору подвластных и органично присутствующих в его сознании.
Выслушав несмелое предложение Ракитина вернуться в зал ожидания, дабы полюбопытствовать там, не находил ли кто-нибудь что-либо, он молча, набычившись, со стылым блеском в глазах, толкнул Александра к подножке вагона. Сказал:
– О божьем замысле там быстрее ответ получишь. В вагон лезь! Крест заплечный. А гора моя – Голгофа номер два.
По коридору шагали взаимно разобиженные, но, остановившись в проходе, переглянулись, выражая друг другу сочувствие: в тесном купе уже сидели двое мужчин – попутчики.
Процедив без какого-либо тепла в голосе приветствие спутникам, Ракитин закинул на верхнюю полку рюкзак. Закинул ловко – рюкзак перевалился через бортик на положенное место, но провисший в петле ледоруб тюкнул острием в зеркальную полуоткрытую дверь, нежно звякнувшую осколком верхнего угла.
Градов, обморочно прикрыв глаза, извлек из себя на коротком выдохе нервный смешок.
– Саша, милый, – сказал с тоской. – Давай-ка лучше домой, а? На диван обетованный. Ляг и грусти. Привычное и самое для тебя подходящее занятие.
Ракитин засопел, посуровев лицом, поскрипел зубами, подыскивая ответную колкость, но в этот момент по вагону прокатился заунывный призыв:
– Чай, кому чай, чай…
В проходе появилась проводница: полная, с раскисшими малиновыми губами и ломкой копной обесцвеченных волос. Расплывчатость ее форм успешно противостояла строгому покрою казенного кителя и юбки.
Поравнявшись с Ракитиным и Градовым, скорбно созерцавшими осколки, она прервала свой монотонный клич, прозвучавший в силу инерции как «ча-ча-ча», а затем пустила в оборот слова пусть разрозненные, однако логически связанные: