Катя спрятала руки за спину, говоря тем самым, что не возьмет подарок. Но он уговаривать не стал, просто положил сотовый ей в карман, а когда она попыталась протестовать, оборвал:
— Там есть мой номер, звони в любое время ночи… — Он замешкался и чуть тише добавил: — И дня, конечно.
Молодой человек опустил глаза.
— Помнишь, я сказал, что если ты не придешь в парк… — Он грустно улыбнулся. — Я так и не знаю, собиралась ты или…
Влад взглянул на нее и отрывисто произнес:
— Да, не лучшее время для разговора об этом. Я подожду, когда тебе будет лучше, и тогда… — Он усмехнулся. — Не знаю, что тогда…
Катя затаила дыхание, ожидая продолжения, только его не последовало. Влад ободряюще ей улыбнулся и попросил:
— Ничего не бойся, я не позволю никому тебя обидеть.
На миг ей показалось, что он сейчас ее поцелует, но молодой человек сделал шаг назад. Сердце сжалось от разочарования, а дверь ее квартиры внезапно отворилась.
— Катя! — вскричала мать.
Девушка обернулась, а когда посмотрела на то место, где стоял Влад, там уже никого не было.
Первые четыре дня Катя не поднималась с постели. Приходила врачиха, сказала: «Воспаление легких», спустила очки на кончик носа и строго глянула поверх них, приказав: «Лежите».
Мать тихо пробормотала: «Дошнырялась».
А папа спросил: «Может, чайку с лимончиком?»
Один раз звонила староста, два раза звонила Юля, один раз по просьбе начальницы, другой просто так. Со всеми говорила мать, заявившая: «Катя очень сильно больна».
Голос вернулся только на третий день, горло раздирало от боли так, что она не могла толком ничего проглотить, даже пить было больно.
Одиннадцатого декабря Катя почувствовала себя настолько хорошо, что съела на ужин первое, второе и даже третье — чай с куском яблочного пирога.
— Ну, слава тебе господи! — не уставала восклицать мама, глядя, как Катя ест.
— Оголодала, — улыбнулся папа, не отрывая взгляда от телевизора.
— Иди теперь ложись, тебе нужно отдыхать, — жужжала на ухо мать.
Отдыхать совсем не хотелось. За неделю от лежания на кровати уже бока болели. Но Катя не стала спорить, пошла к себе в комнату и закрыла дверь.
Девушка села за письменный стол и уставилась на мобильник. От Влада не поступило ни одного звонка, ни единой эсэмэски. Сама же она звонить боялась. Несколько раз пыталась набрать номер, но в самый последний момент нажимала «отбой».
«Не понравилось ему быть моей нянькой, — думала она, тоскливо глядя на телефон. — Еще бы! Увидеть объект своей симпатии вот так… без всего, без прикрас, жалкого недоутопленного котенка»: — Она сердито отодвинула телефон. Не помогло, взгляд все равно тянулся к нему. Тогда девушка накрыла мобильник тетрадью. И теперь смотрела на эту самую тетрадку, будто назло, как раз по основам менеджмента.
«Ну и пусть, — сердито роняя голову на руки, решила Катя, — еще и к лучшему. Какая из нас пара? Смех! Он весь такой, такой… а я… Золушка, блин, Принц и нищий, Малыш и Карлсон… Чертовы сказки».
— А мог бы и позвонить, — сердито пробормотала девушка, словно спорила с кем-то невидимым, охотно уничижавшем ее. — Зачем тогда дарить сотовый? Так богат, что подобный подарок ничего для него не значит? Вполне возможно… Машина у него не из дешевых, одежда тоже».
Катя совсем приуныла. Все говорило, просто кричало о том, что красавец Влад явно не для нее — простушки из занюханного, как любила упоминать Женя, колледжа.
И, поглядывая на торчащий из-под тетради телефон, к глазам подкатывали слезы. Было стыдно и противно.
«Как же легко мне запудрить мозги, — думала она, ощущая прилив жара к щекам, — обещаниями, нежными словами и взглядами… Сразу поверила, дурочка. А он, может, смеется… Да и вообще, парни любят спорить: «А вон, смотри, девка пошла, спорим, я с ней замучу?» Так они делают, а потом, когда спор выигран, исчезают…»
Катя подошла к окну и присела на подоконник. За белым от морозных узоров стеклом на площадке мелькали бледные огоньки украшенной ели. Все готовились к Новому году, а девушка и думать о нем забыла. Она расчистила на стекле «глазок», чтобы полюбоваться елкой, но вместо наряженного дерева увидела Влада. Он сидел на ветке тополя напротив ее окна, привалившись к могучему стволу. Их взгляды встретились, молодой человек улыбнулся и в приветствии приподнял руку. Она не могла ничего с собой поделать, горестные мысли упорхнули птичкой, на лице расползлась бестолковая улыбка. Он был тут, не забыл о ней, не бросил ее — больше ни о чем думать не хотелось. Как он забрался на дерево? Чьи же глаза и отпечаток руки видела она полмесяца назад? Чьи шаги слышала за спиной? Все это показалось такой ерундой по сравнению с тем, что он был от нее на расстоянии трех шагов — пусть воздушных шагов — все равно.
«Здравствуй!» — размашисто написала она ногтем на стекле.
Он с улыбкой кивнул, вынул из кармана мобильник и показал ей.
Девушка расчистила окно рукавом от пижамы. Пиликнул мобильник на столе. От Влада пришла эсэмэска: «Можешь говорить?»
«Да», — отправила она ответ, устраиваясь с ногами на подоконнике.
Когда раздался звонок и на дисплее высветилось «Влад», ей показалось, что она не сможет ответить, а задохнется, прежде чем заговорит.
— Здравствуй, Катя, — услышала она мягкий голос. — Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — все-таки выговорила она и несмело улыбнулась ему через стекло.
Повисло молчание. Чтобы хоть как-то нарушить его, Катя спросила:
— Ты не свалишься?
— Едва ли, — засмеялся он, не отрывая от нее мерцающего в полумраке взгляда.
Она боролось с желанием узнать, как ему удалось залезть на дерево, но он раньше нее заговорил:
— Рад, что тебе лучше… Я беспокоился.
Сердце сжалось в комочек от удовольствия и, точно резиновая уточка для ванны под нажимом ладони, разжалось. Мурашки поползли по спине, дыхание сбилось, ей было неловко от того, что он сейчас смотрит на нее — тронутую его волнением до глубины души.
— Спасибо, — прошептала она, опуская голову на грудь и плотнее к уху прижимая телефон. — Я думала, ты забыл про меня, — сама не зная зачем, призналась Катя. Может, хотела ответить на его признание, а может — услышать еще раз, что ошиблась.
— Разве я могу о тебе забыть? — засмеялся он и, чтоб привлечь ее внимание, швырнул в окно снежок.
Они смотрели друг на друга и молчали.
Самое время было перейти к вопросам, которых накопилось так много, что уже не помещались в голове, но она почему-то медлила.
Боялась правды. И боялась признаться себе в страхе. Она знала точно — большинство ответов на вопросы ей не понравятся. Но ей нравился Влад, так сильно, как еще ни один мальчик.
«Может, к черту вопросы? Пусть первым заговорит об этом! Когда-нибудь все равно придется, тогда… тогда я все узнаю!»
Кто-то внутри называл ее безрассудной дурочкой, но Катя решила не обращать внимания.
— Не хочешь ни о чем меня спросить? — оборвал тишину Влад.
— Я подожду, — выдохнула Катя, — когда ты сам захочешь мне рассказать.
Он задумчиво наклонил голову:
— А если никогда?
