Дон Жуан. Ты что?
Сганарель. Да ничего. Вот ужин. (Берет кусок с одного из поданных блюд и кладет в рот.)
Дон Жуан. У тебя, кажется, щека распухла. Что это значит? Да отвечай, что с тобой?
Сганарель. Ничего.
Дон Жуан. Покажи-ка. Черт возьми! Да у него флюс. Живо ланцет, надо разрезать! Бедняге невмоготу, от этого нарыва он может задохнуться. Смотрите, он совсем созрел. Ах ты, мошенник этакий!
Сганарель. Ей-богу, сударь, я только хотел попробовать, не пересолил ли повар и не положил ли он слишком много перцу.
Дон Жуан. Ну, садись и ешь. Я займусь тобой, когда поужинаю. Ты, я вижу, голоден?
Сганарель (садясь за стол). Еще бы, сударь, с утра ничего не ел. Вот этого возьмите, вкуснее ничего нельзя придумать. (Раготену, который, после того как Сганарель положит себе чего-нибудь на тарелку, сейчас же убирает ее, едва лишь Сганарель отвернется.) Моя тарелка! Моя тарелка! Пожалуйста, не торопитесь! Черт возьми, и мастер же вы, дружок, подставлять чистые тарелки! А вы, мой маленький Ла Вьолет, до чего же вовремя подливаете вино!
Пока Ла Вьолет наливает Сганарелю, Раготен убирает его тарелку.
Дон Жуан. Кто это так стучит?
Сганарель. Что это еще за черт мешает нам ужинать?
Дон Жуан. Я хочу поужинать спокойно - не впускать!
Сганарель. Позвольте, я сам пойду посмотрю.
Дон Жуан (видя, что Сганарель возвращается испуганный). Что такое? Кто там?
Сганарель (кивая головой, как статуя). Это... он.
Дон Жуан. Пойду посмотрю - докажу, что я ничего не боюсь.
Сганарель. Ах, бедный Сганарель, куда бы тебе спрятаться?
Дон Жуан, статуя командора, Сганарель, Ла Вьолет, Раготен.
Дон Жуан (слугам). Стул и прибор, живо!
Дон Жуан и статуя садятся за стол.
(Сганарелю.) Ну же, садись за стол!
Сганарель. Сударь, мне больше есть не хочется.
Дон Жуан. Садись, говорят тебе. Дайте вина! За здоровье командора! Я хочу с тобой чокнуться, Сганарель. Налейте ему вина.
Сганарель. Сударь, мне больше пить не хочется.
Дон Жуан. Пей и спой для командора свою песенку.
Сганарель. У меня, сударь, голос пропал.
Дон Жуан. Неважно. Пой. А вы (обращаясь к слугам) идите сюда, подпевайте ему.
Статуя. Довольно, Дон Жуан. Я приглашаю вас завтра отужинать со мною. Хватит у вас смелости?
Дон Жуан. Да. Я возьму с собой одного Сганареля.
Сганарель. Покорно благодарю, завтра я пощусь.
Дон Жуан (Сганарелю). Бери факел.
Статуя. Кто послан небом, тому свет не нужен.
Действие пятое
СЦЕНА ПРЕДСТАВЛЯЕТ ОТКРЫТУЮ МЕСТНОСТЬ
Дон Луис, Дон Жуан, Сганарель.
Дон Луис. Ужели, сын мой, благое небо вняло моим мольбам? Правда ли то, что вы мне говорите? Не обманываете ли вы меня ложной надеждой, могу ли я хоть сколько-нибудь верить ошеломляющей вести о вашем обращении?
Дон Жуан. Да, я расстался со всеми своими заблуждениями, я уже не тот, что был вчера вечером, небо внезапно совершило во мне перемену, которая поразит весь свет. Оно озарило мою душу, раскрыло мне глаза, и теперь я в ужасе от того ослепления, в котором я так долго пребывал, и от преступной развратной жизни, которую я вел. Я вспоминаю все свои мерзкие дела и изумляюсь, как могло небо так долго их терпеть и уже двадцать раз не обрушило на мою голову грозные удары своего правосудия. Я вижу, какую милость явило мне благое небо, не наказав меня за мои преступления, и я намерен как должно воспользоваться этим, дать возможность всему свету убедиться в том, как внезапно переменилась моя жизнь, искупить мои прошлые поступки со всем их соблазном и постараться заслужить у неба полное прощение грехов. К этому я теперь приложу все усилия и прошу вас, сударь, способствовать мне в исполнении моего замысла и помочь найти такого человека, который служил бы мне вожатым, чтобы я, руководимый им, мог неуклонно шествовать новою для меня стезею.
Дон Луис. Ах, сын мой, как легко возвращается отцовская любовь и как быстро исчезают из памяти при первом слове раскаяния обиды, которые нанес нам сын! Я уже не помню всех тех огорчений, какие вы мне причиняли, - все изгладили слова, которые я только что слышал от вас. Признаюсь, я сам не свой, я лью слезы радости, все мои чаяния сбылись, мне больше не о чем просить небо. Обнимите меня, сын мой! Прошу вас: будьте тверды в вашем похвальном намерении. А я поспешу к вашей матери, принесу ей радостную весть, разделю с нею сладостный восторг, который я испытываю, и возблагодарю небо за то благодатное решение, которое оно внушило вам.
Дон Жуан, Сганарель.
Сганарель. Ах, сударь, как я счастлив, что вы раскаялись! Давно я этого ждал, и вот, хвала небу, все мои желания исполнились.
Дон Жуан. Черт бы побрал этого дурака!
Сганарель. Как - дурака?
Дон Жуан. Неужели же ты за чистую монету принимаешь то, что я сейчас говорил, и думаешь, будто мои уста были в согласии с сердцем?
Сганарель. Вот как? Значит, нет... вы не... ваше... (В сторону.) Ох, что за человек, что за человек, что за человек!
Дон Жуан. Нет, нет, я нисколько не изменился, чувства мои все те же.
Сганарель. И вас не убеждает это изумительное чудо - движущаяся и говорящая статуя?
Дон Жуан. В этом, правда, есть что-то для меня непостижимое. Но что бы это ни было, оно не в силах ни убедить мой разум, ни поколебать мою душу, и если я сказал, что хочу изменить свое поведение и вести примерный образ жизни, то тут особый умысел, чистейшая политика, спасительная уловка, необходимое притворство, к которому я прибегаю, чтобы задобрить отца, ибо он мне нужен, и чтобы оградить себя от нападок чужих людей. Я говорю с тобою начистоту, Сганарель, я рад, что есть свидетель, которому я могу открыть свою душу и истинные побуждения, заставляющие меня действовать так или иначе.
Сганарель. Стало быть, вы ни во что не верите, а хотите выдать себя за добродетельного человека?
Дон Жуан. А почему бы нет? Сколько людей занимается этим ремеслом и надевает ту же самую маску, чтобы обманывать свет!
Сганарель. Ах, что за человек! Что за человек!
Дон Жуан. Нынче этого уже не стыдятся: лицемерие - модный порок, а все модные пороки сходят за добродетели. Роль человека добрых правил - лучшая из всех ролей, какие только можно сыграть. В наше время лицемерие имеет громадные преимущества. Благодаря этому искусству обман всегда в почете: даже если его раскроют, все равно никто не посмеет сказать против него ни единого слова. Все другие человеческие пороки подлежат критике, каждый волен открыто нападать на них, но лицемерие - это порок,
