«В борьбе с немецкими захватчиками на подступах к Москве дивизия вела ожесточенные бои с превосходящими в четыре раза силами противника. При самых трудных условиях боевой обстановки т. Панфилов всегда сохранял руководство и управление частями. Ведя беспрерывные бои на подступах к Москве в течение месяца, части дивизии не только удерживали свои позиции, но и стремительными контратаками разгромили 2 танковую, 29 моторизованную, 11 и 110 пехотные дивизии...»
Со всех концов страны в адрес командования дивизии и семьи И. В. Панфилова шли беспрерывным потоком как поздравительные письма и телеграммы, так и искренние соболезнования. Только на войне подвиг и смерть, радость и горе идут всегда рядом.
Да, боевой панфиловский дух остался с нами навсегда, как традиция упорства и стойкости в борьбе с врагом, как боевое наследие.
К чести Казахстана и Киргизии панфиловская дивизия своими боевыми делами заслуженно прославилась в боях под Москвой, как особо отличившееся соединение. Командир дивизии генерал Панфилов Иван Васильевич отдал свою жизнь за отечество и вошел в историю как народный герой. С его именем связаны ратные боевые дела, массовый героизм бойцов, командиров и политработников дивизии, с его именем связаны славные боевые традиции, которые приумножились в последующих сражениях достойными боевыми наследниками.
Наш советский народ всегда гордился и гордится своими славными военными традициями. Благодарная воинская традиция — это не мертвая реликвия прошлого, а боевое могучее оружие, выкованное и отточенное для великих битв настоящего и будущего.
«Слава и честь моей дивизии, моего полка — это моя сила, слава и честь», — такова вечно живая воинская традиция.
Нам понятны чувства людей, говорящих: «Я чапаевец», «Я таманец», «Я воевал под командой Котовского». Так говорили наши отцы и старшие братья — участники гражданской войны. «Я из группы Доватора», «Я из танковой бригады Катукова», — с сознанием своего достоинства говорили наши боевые соседи в те тяжелые дни битв под Москвой. «Я панфиловец», — отвечали наши бойцы и офицеры с гордостью. Слово «панфиловец» стало символом отваги и уважения и ко многому обязывало того, кто носил это имя.
Панфиловская традиция жила, панфиловская дивизия воевала.
Слушаем Москву
Помню, у нас был трофейный радиоприемник. Степанов держал его в исправности. Однажды, когда я вошел в комнату, Степанов, сидя на корточках, настраивал его. Здесь же сидели Бозжанов, Краев, Рахимов.
Сначала из эфира доносились бессвязные звуки, затем их сменили резкие, квакающие немецкие голоса. И вдруг — бурные аплодисменты, крики «ура».
Телефонист протянул мне трубку телефона, а Степанов по знаку Рахимова выключил радио.
— Товарищ Момыш-улы, — послышался голос генерала, — у вас есть радиоприемник?
— Есть, товарищ генерал.
— Тогда ловите Москву и слушайте, — приказал генерал.
Когда я велел Степанову настроиться на Москву, волнение охватило всех, и все, кто был в комнате, придвинулись к приемнику... Резкий треск, шум, снова бессвязные звуки, снова немецкие голоса...
— Какое сегодня число? — спросил Краев Бозжаноза.
— Шестое ноября... — ответил тот, просчитав по пальцам.
Резкий свист, и все умолкло.
Степанов что-то налаживал, крутил, настраивал... Наконец найдена верная волна. Знакомый всем голос, спокойный, неторопливый...
«...Враг захватил большую часть Украины, Белоруссию, Молдавию, Литву, Латвию, Эстонию, ряд других областей, забрался в Донбасс, навис черной тучей над Ленинградом, угрожает нашей славной столице — Москве.
...Потоки вражеской крови пролили бойцы нашей армии и флота, защищая честь и свободу Родины, мужественно отбивая атаки озверелого врага, давая образцы отваги и геройства. Но враг не останавливается перед жертвами, он ни на йоту не дорожит кровью своих солдат, он бросает на фронт все новые и новые отряды на смену выбывшим из строя и напрягает все силы, чтобы захватить Ленинград и Москву до наступления зимы, ибо он знает, что зима не сулит ему ничего хорошего.
...Факты, однако, показали всю легкомысленность и беспочвенность «молниеносного» плана.
...Чем объяснить, что «молниеносная война», удавшаяся в Западной Европе, не удалась и провалилась на Востоке?»
Главнокомандующий говорил об упорных боях на подступах Москвы и Ленинграда, и каждый из нас чувствовал всем сердцем, что он говорит о панфиловцах, о тех, кто своей жизнью отстаивал столицу нашей Родины. Когда радио умолкло, мы взволнованные просидели молча минут пять.
— Идите, товарищи, в роты и расскажите людям то, что слышали.
...Тишина. Впереди — прорезанные окопами, траншеями подмосковные поля. Над землей дымки морозного зимнего утра.
Командиры и политработники пошли в роты. Я шел с Краевым на наш левый фланг.
— Товарищ комбат, разрешите сказать?
— Говори, Семен.
— Знаете... На Красной площади войска стоят... перед Мавзолеем торжественным маршем проходят... Как вы думаете... немец не накроет Красную площадь самолетами? Или там тоже туман, как тут у нас... То, что мы слушали, немец тоже слушал... Он же спокойно не будет сидеть... — тревожился Краев:
— Туман, Краев, не гарантия. Но думаю, что раз проводится парад, значит, московское небо прикрыто надежно...
На опушке леса сидели бойцы. Когда мы подошли, они встали. Я им разрешил сесть и курить, а Краеву велел провести беседу.
Он широкими шагами вышел на середину, взволнованно откашлялся, снял варежки, засунул их за пазуху, вытер рукой губы и начал:
— Товарищи, сегодня, вот сейчас, на Красной площади проводится парад войск московского гарнизона... Главнокомандующий произнес речь от имени Советского правительства и партии. Он нас приветствовал и поздравлял с двадцать четвертой годовщиной Великой Октябрьской революции, которую наша страна празднует в тяжелых условиях войны, когда враг захватил много советской земли и находится совсем недалеко от Ленинграда и Москвы.
Красная Армия геройски дерется с противником, армия и народ едины теперь, как никогда, в борьбе с врагом.
В 1918 году интервенты отобрали у нас гораздо больше земли, чем теперь захватили немцы, но тогда наши отцы, несмотря ни на что, ни на какие трудности, голодные, плохо одетые и невооруженные, разбили всех врагов. Разбили потому, что дрались честно, дрались геройски. А у нас что? У нас есть пища, одежда неплохая, оружие у каждого есть.
Мы знаем, что если воевать по-честному, геройски драться, немца дальше можно не пускать, как это мы сделали здесь, под Волоколамском. Москвы не видать фашистам как своих ушей! А если подмога придет, можно будет и погнать немца, и... он побежит назад. Немец неплохо воюет... — тут Краев запнулся и виновато посмотрел в сторону.
— Правильно вы говорите, Краев, — подтвердил я. — Мы это на себе испытали. Если бы немец плохо воевал, мы бы здесь не сидели.
— Но мы тоже воюем хорошо, — продолжал Краев. — Немцы испытали это на себе. Мы их побили и остановили. Они уж сколько дней сидят в Волоколамске! Мы будем бить их до тех пор, пока не разобьем, товарищи, пока не победим. То, что мы остановили врага, — это цветочки, а ягодки впереди. Когда подойдет подмога и будет у нас много танков, мы погоним немца, и он, как миленький, побежит назад...
