вынослив наш советский человек! Боялся я, думал — всю дивизию заморожу. А ведь ни один еще не замерз? — оживившись, спросил генерал. — Правда?
— В походах и в огне боев, товарищ генерал, не замерзнешь! «Для воина седло — подушка, постелью служит лед, а одеялом — снег», — так у нас говорят, товарищ генерал.
— Хорошо сказал ваш народ. Так, значит, вытянем, капитан? Доконаем немчуру? Заставим их по морозцу побегать? Запомните: в лоб брать деревню — значит, иметь много потерь. Если же обойти деревню, создать угрозу окружения, то враг, испугавшись, сам побежит с теплого местечка. А когда он выйдет на голый снежок, тут-то, на равных условиях, и вступить с ним в бой... Но помните и о другом конце палки. Если вы, как в Ново-Свинухове, упустите часть немцев, они в следующей деревне удвоят гарнизон... Немцы, которых вы вытолкнули из Свинухова, теперь преспокойно воюют в Соколове.
— Я их не так уж много упустил, товарищ генерал.
— От вас ушло пятьдесят, от другого сотня, от третьего десятков шесть — вот больше двухсот набралось. Нам, командирам, четыре правила арифметики помнить положено. Все время в уме да с карандашом в руках подсчитывать приходится. Только не поймите меня превратно. Ведь тактика — не арифметика, в тактике не всегда дважды два — четыре и трижды три — девять, у тактики свой закон — закон искусства. Дайте вашу карту.
Я вынул из планшета свою стотысячную. Генерал положил ее перед собой, старательно разгладил.
— Повернуть хочу ваш полк, — помолчав и подумав, сказал он.
— Если нужно, товарищ генерал...
— Да, не хотел я этого делать, но приходится. Эх война, война! Не все получается так, как задумаешь. Противник на то и противник, чтобы подсунуть неожиданное. Если бы не эти прятки да догадки, разве война была бы войной?! Вот разгадать бы, о чем этот подлец думает, обшарить бы его нутро, уловить бы его мыслишки. — Он лукаво посмотрел в мою сторону. — Это и называется дальновидностью командира, вам это должно быть понятно, капитан.
— Да, товарищ генерал... Ясная мысль сопутствует цели.
— Правильно сказал... Хочу ваш полк на одно задание послать. Батальоны у вас подтянулись?
— Нет, товарищ генерал. Батальон капитана Клименко отстал, только через семь-восемь часов догонит.
— А пушкари — тоже отстали?
— Да, лошади по сугробам не тянут, товарищ генерал.
— Маловато у вас выходит... Полтора батальона?
— Нет, два батальона, товарищ генерал.
— А потери? Вы что, до сих пор без потерь воевали? — не без язвительности произнес генерал.
— Да, фактически, полтора батальона... — подтвердил я.
— И все-таки с такими силами вам придется выполнить задачу, которая будет поставлена. В моем распоряжении пока других сил нет. Обстановка требует немедленного решения боевой задачи. — Он взял карандаш и стал набрасывать схему...
Итак, один из полков дивизии третьи сутки ведет бои за Соколово, но пока безуспешно, другой полк, обойдя этот пункт слева, вырвался далеко вперед и таким образом оторвался. Противник держит Соколово неспроста, Соколово — плацдарм для нанесения контрударов по прорвавшимся главным силам нашего корпуса. Соколовская группа имеет задачу: во что бы то ни стало продержаться до подхода из глубины резервов. Противник получает подкрепление и снабжается из Старикова через деревню Трошково. Поэтому генерал считал, что соколовская группа противника в первую очередь должна быть лишена путей подвоза и отрезана от прибывающих подкреплений. Тогда Соколово неминуемо падет.
Генерал приказывает мне обойти Соколово, выйти в тыл врага в районе Трошкова и к утру следующего дня овладеть Трошковым.
Генерал набросал на листках схемы, иллюстрируя свою мысль. Потом он встал и так заключил сказанное:
— Таков вам приказ, капитан. Ключ к Соколову, сдается мне, находится в Трошкове.
— Есть, товарищ генерал, — ответил я.
С улыбкой он протянул мне на прощанье руку.
— Ну, ни пуха ни пера! — и, задержав на мгновение мои руки, он по-отечески взволнованно добавил: — Будь жив, Баурджан, желаю боевых успехов.
«Хочу повернуть ваш полк»... Мы повернули. По бездорожью, по снежной целине, описав правее Соколова полукруг километров в пятнадцать, мы направились к лесу северо-восточнее Трошкова. Близость противника требовала от нас особой осторожности. Любой шум, любой звук, дым от огня были равносильны сознательному предательству.
Как и в тот день, когда мы подходили к Ново-Свинухову, я всматривался в лица бойцов. Да, тогда эти мешковатые, с наивными, еще детскими лицами юноши, прибывшие накануне как пополнение, главным образом из Казахстана и Киргизии, вызывали у меня тревогу. При взгляде на них невольно мелькала мысль: «Эх, как бы с этими юнцами не хлебнуть горя. От отцовского дома, от классной парты они еще не отошли! Первый бой для них испытание. Побегут в первом бою — знай: никогда их больше в атаку не поднять. Правда, батыр не рождается от матери, не знающей страха. Только пройдя через лишения походов и невзгоды боев, он приобретает стойкость».
Так, шагая рядом с бойцами в колонне головного батальона, я думал, как пробудить уверенность в душах молодых воинов. Тогда, под Ново-Свинуховым, внезапный «фейерверк» — грохот разрывов наших мин по опорному пункту противника — поднял дух новобранцев. У меня до сих пор звенит в ушах наше «ура!», которое прокатилось в то морозное утро по всей окрестности и охватило село.
Да, это было хорошо! Ну, а сегодня что у них на душе? Я всматриваюсь в лица. Не страх, а скорее волнение, настороженность угадываю я в их взглядах. Как воин воина, я понимаю их и успокаиваюсь.
Вот мы в лесу. Лес должен быть нем... Никаких признаков нашего присутствия. Полк, замри! Холодно — терпи! Голодно — терпи! Курить не смей!..
Скоро начинает темнеть. До вечера остаются считанные часы. Надо немедленно отправиться с офицерами на рекогносцировку. Нужно хоть издали посмотреть на это неведомое Трошково. Что за местность впереди, которую нам предстоит пройти боевым шагом? Что за противник, с которым нам придется встретиться? Как он построил свой стан? Что подскажет нам вид вражеского гнезда? Все это надо выяснить засветло; идти вслепую ночью — наверняка заблудиться, наверняка — неудача.
Мы на рекогносцировке. Бесшумно залегаем на опушке леса. Да, мы не ошиблись. Перед нами Трошково. Но что за населенные пункты подковой окружают Трошково? Смотрим на карту: на ней находим только безымянные сараи и отдельные дома. Кроме Трошкова, никаких деревень не обозначено. А здесь вместо одного — шесть населенных пунктов, расположенных клещами вокруг Трошкова. Откуда они взялись? Особых укреплений не заметно, видимо, части недавно подошли и еще не успели их подготовить.
За деревнями, как серые нити паутины, поблескивают шесть расчищенных дорог. Они переплетаются между собой и завязываются в крепкий узел в одной из деревень, к которой сходятся все пути. Она будто держит на длинной привязи остальные пять дорог.
Мы перед Трошковым, но Трошково не одиноко, и дорога, которую приказано отрезать, оказывается разветвленной на пять.
На войне всякое случается. Много раз на своем боевом пути от реки Рузы до Подмосковья с этим встречались: за годы советской власти колхозные деревни, совхозы, рабочие и дачные поселки разрослись, опередив наши топографические карты. И нам часто приходилось сверять, несколько раз ориентироваться на местности, чтобы сличить карту с местностью, с нашим сегодняшним днем.
«Маловато у вас народу», — сказал генерал. Не маловато, а совсем мало. Немцев тут не менее тысячи, а у нас полтора батальона. На подмогу рассчитывать не приходится. Времени мало. Обстановка сложная.
Перед нами не только деревня Трошково, но и пять ее соседок.
