него тигренок, скажи на милость? Даже на уссурийского не тянет. На черта мне его любовь, тем более, если ее нет?
— Ты читаешь такие умные книжки?
— Я еще и пою. Хотела записать сольный диск — Гоша так удивился, чуть челюсть не потерял. Она за ним потом по столу прыгала. «Как? Ты еще и поешь?» Спела. Прослезился, а после на ухо сказал: «Никому не говори, что умеешь петь. Все равно никто не поверит. Скажут, купили тебе место на эстраде, а ты только рот открываешь.».
…Четыре шкафа в комнате: два — со шмотками, два — с мягкими игрушками. Скоро тридцатник, а мне по-прежнему дарят плюшевых медвежат. И любовь такая же… плюшевая… Сюсюканье без всяких обязательств. Я, говорит, женюсь на тебе, но потом, если захочешь. А мне уже и не надо. Я домой хочу — к маме. Чего мне от него хотеть? Люди и через два года расстаются, мы же держимся, как партизаны на допросе. Сколько ни пытай — правды все равно не скажем. Вот ушел сейчас, и мне сразу легче стало.
— У вас идеальная пара…
— Брось, Дэн, идеальных пар не бывает, как не бывает идеальных отношений. Единственное исключение — когда он и она играют на публику. Вот и мы играем. Скоро уже пять лет. Надоели друг другу до чертиков, а расстаться не можем — как же, приз-то еще не поделен. Надо держаться друг друга, пока есть силы. Сил немного, но до финала продержимся. Стоит отдать должное Бобу — до сих пор он умудрялся держать меня на коротком поводке. И только однажды едва не упустил…
— Ты про ребенка? — интуитивно спросил я.
Она вскинулась:
— Откуда знаешь? Алиса сказала, да? Гадина! А ведь обещала…
— Не поминай мертвых всуе. О них либо хорошо, либо забудь. Ничего она не говорила. Сам догадался. Глаза у тебя больные. А как про детей речь заходит, сразу плакать начинаешь. Когда Стася в детдом ездила, ты с ней зачем-то увязалась, а потом ревела всю ночь.
— Я же плакса. Плачу по поводу и без… Меня Боб так и зовет: наш бесплатный водопровод.
— Без повода ты играешь, а вот что касается детей… Когда ревешь, ты настоящая. Как с той девочкой.
— Я дочку хотела. А тут увидела, и сорвалась. Глаза у нее голубые, и волосики светленькие. На меня в детстве очень похожа. Прямо как две капли воды. Я с тех пор на дождь смотреть не могу: ищу две одинаковые капельки, а дождь стеной стоит, ничего не разглядеть. А я все смотрю и смотрю, вдруг по ту сторону доченька моя… Только руку протянуть.
— Почему не родила, если хотела?
— Это оно настоял, — глухо проговорила Злата. — Ну, чтобы у нас был ребенок. Ему тогда показалось, что шоу должно вот-вот закончиться, а моя беременность упрочила бы шансы на победу. Боб на все готов ради приза. Я не возражала: детей сама давно хотела, врачи торопили. К тому же, совершенно не понимала, чем заняться после проекта. Это ведь только на экране все гладко: приглашения, телеэфиры, съемки, гастроли. А на самом деле — полная фикция. Мы всем давно надоели со своей любовью в прямом эфире. Если эфир не прямой, то и любовь фальшивая. В общем, решила, как будет здорово: я воспитываю детей, Боб зарабатывает деньги. Выбросила таблетки. Боб еще смеялся: то-то сюрприз будет в финале. Пока зрители голосуют, мы фотографию с УЗИ показываем. И младенчик пальчик сосет. Идиллия! Я даже родителям ничего не говорила. Знала, что волноваться будут. Боб им никогда не нравился, и не женаты мы… Зачем, думаю, расстраивать? Потом обо всем расскажу, когда в гости приедем.
— Неужели никто не заметил?
— А как тут заметишь, если срок всего ничего. К тому же, сразу забеременеть не получилось — мы украдкой к врачу ездили, анализы сдавали. А потом будто бог меня услышал. Боб даже не ожидал, что так быстро все произойдет. Несколько процедур, таблетки месяц попила — и вот! Неделя задержки, потом вторая. Я тест сделала — есть!
— Боб обрадовался?
— По нему и не понять. Вроде да. Когда была на третьем месяце, нам принесли контракт. Шоу еще продлили — на год. По сценарию, мы должны изображать пламенную и страстную любовь с легким намеком на чувственность. Никакого секса! То, что люди спят в одной постели, не означает, что они занимаются сексом! Воспитание молодежи, твою мать…
Окурок полетел в сторону. Лицо Златы пошло злыми пятнами.
— И тут я — беременная! Никто еще не знал — ни мои родители, ни его. Только мы с Бобом и наш режиссер. Гоша мне и говорит: «Извини, Злата, но либо ты с нами, либо нет. Твой ребенок никому не нужен». «Мне нужен, — отвечаю. — И Бобу». Смотрю, а Четвертаков молчит, словно его не касается. В общем, мне предложили аборт. Боб сказал, что мы его сделаем. Мы!
— И ты даже не пробовала сопротивляться?
— Если ты не в курсе, — жестко ответила она, — у моего нынешнего бой-френда до меня была подруга. Они на проекте большую любовь крутили. Ей тоже в свое время сообщили правила игры, но она не захотела подчиниться. Надавили и выставили с позором. Она потом полтора года не могла отмыться от клейма проститутки. Телевидение странная штука — иногда достаточно всего одной минуты, чтобы изменить всю твою последующую жизнь. Такая история, Дэн. Если хочешь, можешь осудить. Мне все равно, сама я давно себя осудила.
— Кто без греха, пусть первым бросит камень.
— И за это спасибо, — глухо ответила она, поднимаясь с земли.
— За что?
— За цитату, разумеется! — Тут на ее лице появилась глуповатая улыбка: — Тигренок, ты вернулся? Мы тут без тебя скучали. Ты меня любишь?
— Все в сборе?
— Фимы нет.
— А он-то куда подевался? — неясный страх царапнул сердце. Оно бешено и больно стучало.
— Сказал, что малинник нашел и хочет ягод собрать, — пожала плечами Инга.
— Он же за грибами пошел.
— А нашел малинник.
— Видимо, увлекся, — мне по-прежнему было не по себе. — Где это ягодное изобилие?
— Слева, — показала Инга. — Там еще в низину нужно спуститься.
— Сидите здесь. Я мигом.
Одним прыжком скатился в низину. В ста метрах действительно раскинулся малинник.
— Фима! Ау! Кончай ягоды жрать! Нам пора.
Тишина. Только где-то в глубине кустов раздавалось угрожающее сопение.
— Фима!
Кто-то рассыпал горсть спелых ягод. Форма у них какая-то странная… От земли шел солоновато- железистый запах. Запах крови. Трава примята, словно по ней тащили что-то тяжелое. Черт! И это в сотне метрах от нас. Почему я опять ничего не слышал? Почему?
Идти по красной цепочке было легко и страшно. Через несколько метров я нашел человеческий палец.
Еще через пару метров окровавленный кусок штанины.
Рычание становилось все громче.
Я осторожно раздвинул ветви…
Наверное, эту картину можно было назвать идиллической. Двое маленьких симпатичных медвежат играют на маленькой солнечной лужайке. Мордочки обоих детенышей вымазаны чем-то красным… Тот, что покрупнее, теребил правую ногу Фимы. Второй, помельче, царапал когтями обнаженный и наполовину разодранный живот. Фима смотрел прямо на меня: в мутных, подернутых пленкой смерти, глазах застыло бесконечное удивление. Медвежонок игриво тронул ногу, и тело послушно дернулось.
«Здесь водятся медведи!» — об этом каких-то три часа назад сообщила Луша. И вот, пожалуйста, мишка косолапый по лесу идет, шишки собирает, песенки поет… Гениальная идея — свалить все на медведя… Вот только так ловко перерезать горло мишка вряд ли сумел бы. Что ж, по крайней мере, теперь
