10 января 1475 года произошло Васлуйское сражение, в котором Штефан чел Маре, несмотря на малочисленную армию, разгромил Мехмеда завоевателя. Матиаш опять сумел отсидеться, трусливо поджав хвост.
— Странный ты союзник, — высказал затаенное Штефан. — Когда ты нужен, тебя нет. Но стоит подуть ветру удачи, ты тут как тут. Норовишь примазаться к чужой славе. Было время. Когда Дракула ждал твоей помощи. Теперь мне пришлось.
— Не успел, — Матиаш тщетно пытался придумать себе оправдание. — Погода помешала.
— Мне, как видишь, не помешала. И Дракуле, видать, тоже. Не успели оглянуться, как крепость Шабац, нашей стала.
— Так ведь я командовал.
— Командовал ты, а крепость взял Цепеш. И вторая — Сребреница — на его счету.
— Велика заслуга: в турецкое платье переодеться, да в крепость проникнуть. И людей своих нарядить. В первый раз, что ли?
— Но ведь работает! Если сто воинов способны посеять страх в тысяче, то пусть хоть в бабских тряпках бегает! Ты мне вот, что скажи: намерен ли ты поддержать Дракулу в борьбе за престол? Ужас, что он наводит на османов, поможет держать черную орду в узде.
Как уж на сковороде извивался Матиаш, но признал права Влада на трон. 26 ноября 1476 года Влад Цепеш из рода Дракула был снова провозглашен господарем Валахии.
Ровно на месяц.
— Наш человек рядом с ним, госпожа. Цепеш в турецком платье. Вон там, на холме.
— Он ли? Не престало государю сидеть на холме, коль битва внизу кипит!
— Это он.
Аргента щелкнула пальцами.
— Мне нужна его голова.
Со всех сторон холм окружили турецкие, молдавские и венгерские воины. Кому достанется почетное право пленить валашского князя, неугодного трем правителям? Карабкались на крутой склон, сбивая дыхания и давя в себе страх. Словно цепкие паучки по паутине судьбы — в самый центр ее. И набросились с трех сторон, окружив плотным кольцом.
Первая пика подрубила колени. Упал оземь, но тут же поднялся, не чувствуя боли, а только бешеную ярость.
Вторая легко и нежно прошла меж ребрами, показав на спине стальной конец.
Третья поразила грудь.
Четвертая — шею. Кровь хлестала, окрашивая жухлую обледенелую траву в ярко-ржавый цвет.
Месиво, кругом одно месиво. Но жертва не сдавалась: слабея, рубилась в последний раз, как в первый — жадно и неистово. Но вот упал, дернулся, призывая Бога, и затих, распахнув мутноватые глаза.
— Кто голову рубить будет? — трусили, отводя глаза. — Ты? Ты? Ты?
Наконец, вызвался один. Подошел к телу, примерился. Боевой топор рухнул на шею, да так и застрял.
— Надо же, затупилось, — удивился палач, выдернул, испачкав руки в крови. Попробовал еще раз, старясь попасть на прежнее место удара. Есть! В тело заранее приготовленный кол вогнали, голову завернулись в белый платок и понесли. Ткань пропиталась черно-алым, крупные капли слезами орошали землю.
Спускаясь с холма, палач поскользнулся на промерзшей земле и выронил страшную ношу. И покатилась, покатилась, подпрыгивая на камешках и выступах, пока не остановилось у самых ног безжалостной госпожи.
— Я не чувствую твоей смерти, Влад. Ты умер, а внутри меня все та же ненависть и отчаяние. Какую новую чашу ты мне приготовил?
Аргента бережно развернула ткань. И отшатнулась.
Смятое лицо, разорванный рот и выбитые зубы. Глаза смотрят прямо на нее. Но это… не его глаза и не его лицо.
— Кого вы мне доставили?
— Того, кого ты и хотела, госпожа.
— Idiotus! Vulgaris! Это не Дракула!
— А кто?
— Священник, — глухо проговорила Аргента, не зная, радоваться ей или огорчаться. — Когда-то он был священником. Отец Мититей.
— А где тогда Дракула?
— Вот и я хочу вас об этом спросить…
Оглянись, Аргента, и ты увидишь меня. Всего лишь в сотне шагов стою. Меч не долетит, но стрела достанет. Стреляй прямо в сердце, королева! Ибо нет больше сил — терпеть эту муку. Жить вне тебя и без тебя. Но пока есть хоть один шанс, что ты меня простишь, я буду скрываться и надеяться. Однажды свершится чудо. Возможно, мы будем вместе.
Оглянись, Аргента!
Бедный отец Мититей, он так и не сумел примириться с Богом, но он так же, как и я, устал. Мы все устали. А ведь прошло всего лишь двадцать лет. Для нас — это мгновения, для других — целая жизнь.
От множества мечтаний много тщетных слов, — так сказал Соломон. Поэтому я наложу на уста свои печать молчания. И только ты сможешь сломать эту печать. Когда придет время. Пусть даже через сотни лет. Мне спешить некуда. Я подожду.
Часть III
Россия, 2008 год
1
Преступность — это нормальная реакция нормальных людей на ненормальные условия жизни.
— Смотри, босс! Твою могилу раскопали!
— Почему ты меня называешь боссом?
— Тут так принято. Их величества нынче не в почете.
— Почему?
— Дикая страна. Дикие нравы. Как увидят величество, давай в него стрелять, да камнями засыпать. Поэтому я буду звать тебя боссом. Никто ничего не заподозрит.
— Чего не заподозрит?
— То, что ты величество.
— Зови, как хочешь.
Ебата раскрыл газету и принялся читать вслух:
— «Что же нашел Россетти, раскопав могилу?[2] Тело уже полностью истлело (так что, видимо, просто невозможно было проверить, была ли голова Влада отделена на месте гибели и отправлена в Турцию). Превратились в прах не только кости, а даже драгоценные камни в
