Скорее всего, именно это я сейчас и наблюдала.
Я прогнала страх перед единственным оружием, которое могло им угрожать, выхватила копье и сдернула с него ножны. Я повела лезвием перед собой, угрожая.
– Не подходите! – скомандовала я. – Это реликвия Видимых. Она может убить даже принцев! И не пробуйте! – Я ткнула копьем в сторону ближайшего Фейри.
Он остановился, взглянул на копье, потом на своих собратьев, потом снова уставился на копье таким взглядом, что я тоже на него посмотрела.
И с ужасом поняла, что моя рука медленно, очень медленно поворачивает смертоносное лезвие прямо на меня. Острый кончик копья, от которого я могла сгнить заживо, приближался к моей коже. Я попыталась направить его на Фейри, но не смогла пошевелиться. Мозг отдавал приказы, но тело не слушалось.
Изнасилование само по себе было жуткой перспективой. Но умирать, как Мэллис, я не собиралась.
Когда острие оказалось в нескольких сантиметрах от моего тела, я попыталась отбросить копье, надеясь, что они забыли заблокировать эту возможность… Это сработало, механизм расслабления включился, в то время как попытка сопротивления – нет. Однажды я пойму, почему так происходит. Копье улетело вглубь часовни. Чаша со святой водой перевернулась, когда копье ударилось о нее; вода зашипела, коснувшись лезвия.
Принцы обрели форму и перестали меняться. Передо мной были невероятно прекрасные мужчины. У меня заболели глаза. Я беспомощно забормотала какую-то невнятицу. Фейри были совершенно голыми, если не считать ожерелий на шеях, которые казались слитками жидкой тьмы. Гладкие золотистые тела были покрыты сложной вязью татуировок, которые менялись, словно картинки в калейдоскопе. В сияющих глазах принцев сверкали молнии.
Мне показалось, что я услышала раскат грома.
Я не могла смотреть на принцев. Мои глаза отказывались воспринимать их красоту. Я отвернулась, но Фейри снова оказались прямо перед моим носом. Они заставляли смотреть на себя, приковывали к себе взгляд. Мои глаза открывались все шире и шире.
Я вытерла слезы, катившиеся по щекам. Они были кровавыми – в буквальном смысле слова. Кончики пальцев окрасились в розовый цвет.
И вдруг на моих пальцах сомкнулись губы принцев. Мягкие языки слизывали мою кровь, клыки обжигали холодом. Во мне проснулась тварь гораздо более древняя, чем Дикая Мак. Я совершенно не могла ее контролировать: она вскинула руки над головой, празднуя победу, наслаждаясь чувством свободы и похоти, которая ее разбудила.
Она была рождена для этого. Все это время она ждала возможности насладиться свободой. Здесь. Сейчас. С ними.
Ради такого секса стоило умереть.
Я сбросила ботинки. Фейри сняли с меня джинсы и белье, поворачивая, как куклу, целуя, пробуя, облизывая. Они брали меня снова и снова, забирая дикую жажду секса и возвращая мне ее удвоенной, утроенной, и постепенно эта жажда стала больше, чем я, чем они, чем мы все, – она превратилась в самостоятельно живущую тварь.
Каким-то дальним уголком сознания я понимала весь ужас того, что со мной происходит. Я целовала их прекрасные губы и чувствовала, что в принцах нет ничего, кроме пустоты. Под их гладкой золотистой кожей, под волнами эротизма, в котором я тонула, не было ничего, кроме океана… Меня.
Я захлебывалась и понимала истинную природу этих Фейри. Они стремились к тому, чего были лишены изначально, к тому, чего хотели больше всего: к страсти, желанию, огню жизни, способности
Давным-давно в них исчез какой-то жизненно важный компонент. Может, он вымерз за семь долгих тысячелетий, проведенных в тюрьме, или же его недоставало изначально, поскольку эти Фейри были созданы неполной, неверной Песнью Творения, такой же несовершенной и пустой, как они сами. Как бы то ни было, они могли чувствовать только через секс. Они являлись властелинами похоти, вечной музыки, которая отсутствовала в их реальности, они окружали себя тем, что могли создавать только при помощи людей.
Пока человек мог
Мучаясь от ощущения пустоты, Фейри находили очередную жертву, чтобы снова играть, снова вызывать в ней самые чистые, ничем не замутненные эмоции, которые они могли понять и принять через секс. Они усиливали полученное, возвращали – и опять отнимали. Мой оргазм каждый раз казался мне смертью и возрождением. Секс был жизнью, кровью, которой Бог наполнил пустоту во мне. Я снова и снова делилась этой жизнью – и получала ее назад.
Секс убивал меня.
Я это знала.
И все равно хотела еще и еще.
Мы, три темных принца и я, перекатывались и скользили по мраморному полу, пытаясь найти опору на ковровой дорожке. Один из них был подо мной, второй сзади, третий – передо мной, я ласкала его ртом.
Они двигались во мне, наполняли меня ощущениями такими же разнообразными, как татуировки на их телах. Я распадалась на кусочки и возрождалась заново, чувствуя себя то крошечной, то огромной. Принцы пахли темными экзотическими специями; их тела были твердыми, прекрасными, совершенными, и леденящее прикосновение ожерелий, розовых языков и острых зубов было совсем не большой платой за то, что они творили внутри меня.
Я чувствовала, что мое сознание ускользает: перед глазами проносились картинки из прошлого и исчезали в каком-то неведомом уголке памяти. Я плакала, мысленно умоляя отпустить меня, но мой рот произносил требования: больше, глубже, сильнее, быстрее!
Последний месяц в Дублине, со всеми надеждами и тревогами, промелькнул у меня перед глазами – и забылся. Я увидела день, проведенный с Алиной на пляже Фейри, вспомнила Мэллиса и Кристиана, О'Банниона, Фиону, Бэрронса, встречу с Ровеной в баре, самую первую ночь в Ирландии. Воспоминания о лете ожили и исчезли. Меня целовал кто-то четвертый. Пробовал. Почему я его не вижу? Кто он такой?
Память вернула меня в день похорон Алины, унеслась дальше, туда, где ничего не произошло, и продолжала лететь назад, как пленка при ускоренной обратной перемотке.
Целуя Чуму, я забыла о колледже. Попрощалась с воспоминаниями о школе, пока Голод двигался у меня во рту. В объятиях принцев Фейри я отреклась от воспоминаний о детстве. Если и был четвертый, я не видела его лица, только чувствовала странное присутствие того, кто не был похож на остальных.
И я забыла о том, что родилась.
Я существовала только сейчас.
Только в этот момент. В этом оргазме. В этом голоде. В бесконечной пустоте. В этой бессмысленной и бездумной тяге.
Я почувствовала, что в комнату входят другие, которых я не видела за спинами Темных Принцев. Мне было все равно. Лишь бы Фейри не останавливались.
А потом принцы отстранились от меня, и мое тело пронзил смертельный холод. Я свернулась на полу, умоляя их продолжать.
Кто-то дотронулся до меня.
Я потянулась к прикосновению, отбросила волосы с глаз и посмотрела вверх, прямо в лицо Гроссмейстера.
– Думаю, теперь она будет повиноваться мне, – пробормотал он.
Повиноваться ему?
Я бы умерла за него.
