действительно боюсь.
Но страх испаряется, когда он стоит передо мной.
Интересно, можно ли наложить на человека в течение такого длительного периода наложить такие совершенные чары, что их неспособны будут распознать любые чувства, даже мои ши-видящие?
— У тебя ворот испачкан. — Я ткнула пальцем в этом месте. Обычно он очень аккуратный. На его одежде нет и пылинки, ни одного пятнышка, но сегодня на внутренней стороне его ворота блестело пятно. Я ткнула пальцем в… человека, назовём его так за неимением другого термина… чей возраст оставался для меня загадкой.
Который использовал Реликвия Невидимых. Проходил сквозь зеркала, неся трупы. Это было так же абсурдно, как чистить зубы волку или попытаться уложить муссом его мех.
— И я не целовалась с ним.
«Очень хотелось бы узнать, какого черта ты делал с трупом женщины в зеркале», — подумала я. Но вслух ничего не сказала. Существует такой юридический термин, который любит использовать мой папа, «res ipsa loquitur» — дело говорит само за себя. Я знала то, что видела, и теперь следила за ним. Охраняла тыл. Очень внимательно.
Он резко отбросил мою руку.
— Тогда что его язык делал у вас во рту? Он решил проверить на практике ваш глотательный рефлекс? — он злобно улыбнулся — Ну и как поживает ваш глотательный рефлекс, мисс Лейн? Срабатывает моментально?
Берронс обожает использовать сексуальные намеки, чтобы заткнуть мне рот. Вероятно, он ждет, что хорошо воспитанная южанка во мне с отвращением скажет: «Фи!», — и отступит. Иногда, я на самом деле думаю про это самое «фи», но не отступаю.
— Для меня намного предпочтительнее сплюнуть, чем проглотить. Если ты об этом спрашиваешь.
И я улыбнулась ему чересчур милой улыбкой.
— Я так не думаю. Я думаю, что вы больше любите глотать, чем выплевывать. Его язык был на полпути в Китай, но вам и этого было мало.
— Ревнуешь?
— Ревновать — значит тратить эмоции. На вас, мисс Лейн, я потратил только время. И я ожидаю, что оно с лихвой окупится. Расскажите мне о Синсар Даб.
Я взглянула на руку, которой ткнула в ворот Берронса. Она была влажной. Я поднесла её ближе к свету. Ночью красный цвет кажется черным. Я принюхалась. Запах старых пенни. Ну и дела — кровь. Ну что ж, ничего удивительного.
— Ты дрался? Нет, дай попробую угадать. Ты опять спасал раненую собаку? — сухо сказала я. Так он отвертелся в прошлый раз.
— У меня пошла кровь из носа.
— Кровь из носа пошла? Ну ты и петуния.
— Петуния?
— Задница, Берронс. Как и ты.
— Книга, мисс Лейн. — Я посмотрела ему в глаза. На меня оттуда смотрело что-то очень древнее.
— Мне нечего рассказать.
— Для чего же вы звали его?
— Я не видела его с последней нашей встречи с Книгой. С В’лейном я тоже делюсь информацией о книге. Ты не единственная акула в этом море.
Он окинул меня высокомерным взглядом.
— Стремление поработить женщин с помощью секса у них в крови, Мисс Лейн. А в женщинах заложено желание покориться. Попробуйте быть выше этого.
— Ну уж нет! В женщинах никогда не было заложено желание стать их рабынями! — воинственно крикнула я. Любая женщина пришла бы в ярость от этих слов.
Он развернулся и ушел.
— На вас моя метка, мисс Лейн, — сказал он через плечо, — и если я не ошибаюсь, и его тоже. Так кому же вы принадлежите? Уж точно не себе.
— Именно, самой себе, — кричала я ему вслед. Но он ушел уже прошел пол-улицы и скрылся в темноте.
— На мне нет его метки! — или есть? Что именно В’лейн поместил на мой язык? Я сжала кулаки, и смотрела Берронсу вслед.
Позади меня раздались чьи-то шаги. Моя рука инстинктивно потянулась к копью. Оно было на месте, там, где и должно было быть, в ножнах чуть ниже моей руки. Я должна выяснить, как В’лейн забирает его. Он вернул его, когда поцеловал меня? Разве я не должна была это почувствовать? Может быть удастся уговорить Берронса наложить чары на копье, чтобы его никто не мог забрать у меня? Похоже, в том, что я обладаю этим оружием, есть какой-то корыстный интерес моего босса.
Мимо прошагал отряд уродливых серокожих Носорогов. Я сделала вид, что что-то ищу в своей сумочке, а сама украдкой наблюдала за ними, пыталась сосчитать их, определить видела ли я их когда- нибудь прежде. Я старалась держать лицо в тени. Я была бы не удивлена, если бы Гроссмейстер распространил листовки «РАЗЫСКИВАЕТСЯ» с моим портретом. Вероятно настало время снова сменить цвет волос, начать носить бейсболки или парики.
Я продолжила свой путь в книжный магазин. И хоть мой мозг был затуманен оргазмом, от него не укрылось то, что В’лейн исчез в тот момент, когда появился Берронс. Может быть, он вовсе не Захватчик, но он гораздо хуже. Из тех Невидимых, которых я даже не знаю. В мире, который становился с каждым днём всё более мрачным, Берронс уверенно и ловко держал всех монстров в узде.
Потому что он был самым большим и страшным монстром из всех?
По понедельникам я просыпалась с трудом, очень медленно.
Обычно по утрам я выпрыгиваю из кровати. Да, моя жизнь не стала такой, какой я ее задумывала. Но в любом случае это была единственная жизнь, которая мне отведена. Я хотела выжать из нее по максимуму. Несмотря на все мои старания окунуться в реальность и ухватить любое возможное счастье — пусть это будет всего лишь прекрасное кофе-латте с пенкой, посыпанной сверху корицей, или двадцать минут танца с включенным iPod в магазине. Иногда после сна я просыпаюсь с ощущением, что меня избили. А воспоминания о ночном кошмаре преследуют меня весь день.
И это утро не было исключением.
Я снова видела сон о красивой умирающей женщине.
И мне не верилось, что я так долго не вспоминала про этот сон. В течении многих лет, когда я еще была ребенком, я видела этот сон так часто, что я начинала путать сон с явью. Когда я бодрствовала, то ожидала увидеть её где-нибудь.
Я не знаю, что случилось с грустной женщиной. Похоже, что-то ужасное, и я готова отдать правую руку, верхний клык, может быть, даже двадцать лет жизни, только бы спасти её. Нет закона, который бы я не нарушила для этой цели и никакой моральный кодекс не удержал бы меня. Теперь, когда я знала, что мы с Алиной — приёмные, я подозревала, что это был не сон, а воспоминание из детства. Когда-то подавленное, оно выползает ночью, когда я не могу контролировать сознание.
Может быть, эта красивая, грустная женщина — наша биологическая мать?
Она отдала нас, потому что знала, что скоро умрет. И её грусть была ничем иным как болью от расставания с нами? Ведь она вынуждена была отдать нас новым родителям?
Но, если она отдала нас, потому что умирала, почему она так далеко отослала нас? Если я действительно О’Коннор, как заявила Ровена, предводительница ши-видящих, то скорее всего Алина и я родились в Ирландии. Зачем наша мать послала нас за границу? Почему она не оставила нас тем, кто мог бы рассказать нам о нашем наследии, о нашем таланте как всем остальным ши-видящим? Почему заставили наших приемных родителей поклясться вырастить нас в провинции и никогда не пускать нас в Ирландию? От чего же она хотела уберечь нас?
Были ли ещё воспоминания, которые заблокировала моя детская память? Если да, мне нужно найти
