Гвен моргнула.
— Ох, прости.
Несколько минут они молчали, потом она решилась:
— А ты бы хотел жениться?
— Это предложение, девушка? — промурлыкал Друстан, иронично приподняв бровь.
Если да, то он схватит ее за шиворот и их обвенчают прежде, чем она успеет передумать. Друстан с удивлением отметил, что эта девушка интересует его куда больше, чем все предыдущие невесты.
Гвен покраснела.
— Конечно, нет. Я просто спрашиваю. Пытаюсь понять, что ты за человек.
— Айе, я хочу жениться. Хочу иметь наследника. Просто не нашел подходящей женщины, — сказал он со своей самой чарующей улыбкой.
Улыбка подействовала, он видел это по глазам девушки. Она явно забыла, какой вопрос собиралась задать следующим. Друстан выдохнул беззвучную благодарность богам, наделившим его красивым лицом и белыми зубами.
— И какую же женщину такой мужчина, как ты, считает подходящей? — спросила Гвен после паузы. И прежде чем он успел ответить, подняла ладонь. — Подожди, дай угадаю. Послушную. Обожающую. Определенно не слишком умную, — насмешливо добавила она. — Да, и еще. Красотой она должна затмить остальных. Верно?
Друстан вскинул голову и посмотрел ей прямо в глаза.
— Нэй. Подходящей я счел бы женщину, которую полюблю с первого взгляда, и не потому, что другие считают ее красивой, а потому, что она будет особенной, такой, какая нужна только мне. — Он провел пальцами по лицу Гвен, коснувшись уголка ее рта. — Возможно, от улыбки на ее щеке будет появляться ямочка. Возможно, у нее будет ведьмин знак. — Его пальцы скользнули по небольшой родинке на правой скуле Гвен. — Высоко на щеке. Возможно, в ее глазах будет танцевать шторм, а цвет их напомнит мне о море, которое я так люблю. Есть вещи, которые куда важнее внешности. Моя женщина будет интересоваться миром и с радостью учиться всему. Она будет мечтать о любви и о том, чтобы стать матерью, будет обожать наших детей несмотря ни на что. Она будет храброй и нежной.
Слова шли от самого сердца, в глубоком голосе звенела страсть. Друстан наконец-то выпустил на волю, сумел сказать ей то, что кипело у него внутри с момента их встречи.
— Она бы говорила со мной о чем угодно даже в трудные минуты, у нее был бы характер истинной горянки, которая дорожит семьей и гордится родом. Эта женщина видела бы красоту во мне, в мире — в том мире, что мы создали бы вместе. Она была бы равной мне, моей подругой, возлюбленной, женой.
Гвен поняла, что задержала дыхание, и выдохнула. Скептицизм, который светился в ее глазах, поблек. Поерзав на дереве, она отвернулась от Друстана и некоторое время молчала. Он не мешал ей, размышляя о том, как она отреагирует на его искренность.
И сухо улыбнулся, когда она прочистила горло и заговорила о другом:
— Ладно. Но если ты горец из шестнадцатого века, почему ты не говоришь на гэльском?
«Ничем не выдаешь себя, девушка, — подумал Друстан. — Кто или что приучило тебя скрывать свои чувства?»
— На гэльском? Хочешь услышать гэльский? — И с хищной ухмылкой Друстан перечислил все, что хотел бы с ней сделать, сняв с нее одежду.
Сначала на гэльском, потом на латыни и, наконец, на языке, которым не пользовались уже многие столетия — даже если брать за точку отсчета его родной век. От одного только озвучивания своих мыслей его кинуло в жар.
— Тарабарщина какая-то, — фыркнула Гвен.
И все же задрожала, словно уловила смысл этих слов.
— Так зачем же было проверять меня? — тихо спросил лэрд.
— Потому что мне нужно какое-то доказательство. Я же не могу просто принять твои слова на веру.
— Нэй, — согласился он. — Ты не из тех, кто верит на слово.
— Ну, у тебя доказательства есть, — задумчиво сказала Гвен и тут же добавила: — Если предположить, что ты говорил мне правду… Ты видел машины, деревню, мою одежду.
Он жестом показал на свои доспехи, затем пожал плечами.
— Это может быть маскарадный костюм.
— И что же ты посчитаешь достаточным доказательством?
Гвен скрестила руки на груди.
— Не знаю.
— Я смогу доказать тебе свою искренность, когда мы доберемся до камней, — сказал наконец Друстан. — Там я, несомненно, тебе это докажу.
— Как?
Он покачал головой:
— Ты должна пойти и увидеть.
— Ты думаешь, что у твоих наследников может оказаться твой портрет или какие-то записи о тебе? — предположила она.
— Гвен, ты должна решить, наконец, сумасшедший я или говорю правду. Я ничего не смогу тебе доказать, пока мы не дойдем до нужного места. Если мы достигнем Бан Дрохада и ты не поверишь мне там, у камней, после того, что я сделаю, чтобы доказать тебе, я ни о чем больше тебя не попрошу. Что ты теряешь, Гвен Кэссиди? Или твоя жизнь настолько полна и насыщенна, что ты не можешь провести несколько дней с мужчиной, который просит тебя о помощи?
Он выиграл. Его победа ясно читалась в ее глазах. Долгое время Гвен молча смотрела на него. Друстан спокойно выдержал ее взгляд, ожидая решения. И дождался напряженного кивка.
— Я удостоверюсь, что ты целый и невредимый добрался до камней, но это не означает, что я тебе поверила. Мне просто интересно, как ты попытаешься доказать, что твоя невероятная история — правда, потому что если…
Гвен осеклась и помотала головой.
— Скажем так, достоверное доказательство стоит того, чтобы немного покарабкаться по горам. Но если ты покажешь мне то, что собирался, а я все равно тебе не поверю, я больше не буду иметь с тобой никаких дел. О'кей?
— О'кей? — повторил горец.
Это слово ничего не значило ни на одном из известных ему языков.
— Ты согласен на такую сделку? — уточнила девушка. — На все условия?
— Айе. После того как я предъявлю тебе доказательства, ты решишь, веришь мне или нет. Если нет, то ты будешь свободна. Но ты должна пообещать, что останешься со мной до тех пор, пока не увидишь доказательства. — Друстан усмехнулся про себя, довольный формулировкой.
— Принято. Но ты не будешь меня заковывать. А еще мне надо поесть. И прямо сейчас я должна немного прогуляться в ближайшие кустики. А если ты за мной пойдешь, я буду очень, очень, очень недовольна. — Она спрыгнула с поваленного ствола и обогнула шотландца по широкой дуге.
— Как пожелаешь, Гвен Кэссиди.
Она остановилась и потянулась к рюкзаку, но Друстан схватил ее за запястье.
— Нэй. Если ты пойдешь, это останется со мной.
— Но мне нужно кое-что взять, — зашипела Гвен.
— Можешь взять с собой один предмет, — уступил горец, решив не вмешиваться в женские тонкости.
Может, как раз сейчас у нее лунные дни.
Гвен агрессивно дернула рюкзак, покопалась в нем и достала какую-то палочку и сумочку. Сунув первую во вторую, девушка хмыкнула:
— Теперь это один предмет, видишь?
Потом резко обернулась и зашагала в лес.
— Прости меня, девушка, — прошептал Друстан, когда решил, что она не сможет его услышать.
У него не было выбора: он должен был держать жертву в неведении. На кону стояло нечто куда более важное, чем его собственная жизнь.
Гвен торопливо воспользовалась кустиками вместо туалета, нервно посматривая по сторонам, однако Друстан сдержал слово и не пошел за ней. И все же она была не в том положении, чтобы доверять ему. Облегчившись, девушка прожевала шоколадный батончик, который прихватила с собой из рюкзака. Покопавшись в косметичке, она воспользовалась флоссом, потом выдавила немного зубной пасты на язык. Вкус мяты немного успокоил Гвен. А прикосновение влажной салфетки к носу, щекам, лбу чуть не заставило запрыгать от счастья.
Потная и усталая, она чувствовала себя живой как никогда. И начала немного опасаться за собственный рассудок, потому что часть ее души не просто хотела поверить новому знакомому, а отчаянно желала узнать хоть что-то, выходящее за рамки обычного и привычного мира, где «всему-можно-найти-научное-объяснение». Гвен хотела поверить в магию, поверить человеку, от одного вида которого у нее подгибались колени, поверить в то, что он был под действием заклятия.
Природа или наука: что является определяющим фактором? В последнее время этот вопрос просто преследовал ее. Гвен прекрасно знала, к чему привела ее образованность. Ей двадцать пять, и у нее серьезные проблемы в личной жизни. Ей хочется того, чему она не может подобрать названия, и это ее пугает.
А что касается ее сущности… Была ли она таким же самородком, как ее родители? Гвен хорошо помнила те времена, когда она — тогда еще маленькая и глупая — спросила у отца, что такое любовь.
До Великого Восстания Против Судьбы она добросовестно встречалась с теми, кого выбирал для нее отец. Как правило, «кандидаты» попадались сухие, умные, с красноватыми глазами, уставшими от книг и окуляра микроскопа, едва ли интересующиеся ею как личностью, но при этом крайне заинтересованные в том, чтобы знаменитые родители Гвен посодействовали их карьере. Никаких страстных признаний в любви, только пламенные заверения в том, что из них получится прекрасная команда ученых.
Гвендолин Кэссиди, богатая наследница знаменитых родителей, которые из бедного детства пробились к высоким постам в Национальной лаборатории Лос-Аламос, где занимались сверхсекретными исследованиями в области квантовой физики. В детстве у Гвен не было ни малейшего шанса познакомиться с кем-то помимо замкнутой группки ученых. В колледже стало еще хуже. С ней встречались по трем причинам: чтобы произвести хорошее впечатление на родителей, чтобы посмотреть, нет ли у нее стоящих теорий, которые можно украсть, и последняя, но немаловажная причина: престижность того, что твоя подружка — вундеркинд. Те немногие, кого привлекли другие ее особенности (иными словами — размер лифчика), сбегали сразу после того, как узнавали, кто она и какие предметы изучает, пока они возятся с адаптированными курсами.
К двадцати одному году Гвен превратилась в жуткого циника. В двадцать три бросила аспирантуру, после чего между ней и родителями пролегла пропасть. К двадцати пяти она была дьявольски одинока, словно необитаемый остров в океане.
Два года назад Гвен принялась менять место работы — ее привлекали нормальные, средние профессии для нормальных милых людей, которые не были повернуты на науке. Гвен считала, что это поможет ей справиться с проблемами. Она так старалась перестроиться и начать наконец жить для себя… Но в конце концов поняла, что проблема была не в выборе
