— Еще семнадцать дней, — задумчиво выдохнула Джесси. — Господи, ты, наверное, лезешь там на… стены, или что там у тебя есть.
— Айе.
— Кстати, а что там есть? — Она слегка потрясла зеркало, проверяя, надежно ли его закрепила. Теперь оно не должно было скользить.
— Камни, — сухо сказал Кейон.
— А еще что?
— Камни. Серые. Разных размеров. — Его голос стал монотонным. — Пятьдесят две тысячи девятьсот восемьдесят семь камней. Двадцать семь тысяч шестнадцать из них слегка светлее остальных. Тридцать шесть тысяч и четыре камня скорее прямоугольные, чем квадратные. Девятьсот восемнадцать — шестиугольные. У девяноста двух по поверхности идет бронзовая жилка. Три камня треснули. В двух шагах от центра есть камень, который слегка выпирает из пола, я спотыкался о него первые несколько веков. Еще вопросы?
Джесси моргнула, забыв, как дышать. Горло и грудь сдавил внезапный спазм. Что еще она могла спросить? Как он не сошел с ума, оставаясь там? Как спасался от сумасшествия? Как он выжил больше тысячи лет в таком аду?
Она не спросила, потому что это было все равно, что спрашивать гору, почему она все еще стоит, как стояла на заре творения, пусть немного изменив форму. Какие бы катаклизмы ни сотрясали планету, гора остается на своем месте.
Кейон был силен — не только физически, но и эмоционально. Этот мужчина был как скала, к которой женщина может прислониться в трудные времена и не бояться того, что все рухнет, потому что мужчина защитит ее. Она никогда раньше не встречала никого, кто был бы похож на Кейона. Общество двадцать первого века почти не рождало альфа-самцов. Да и где современным мужчинам воспитывать в себе нужные качества и закалять характер? Соревнуясь в новейшие видеоигры? Покупая костюмы и галстуки? Гоняя до идиотизма дорогими клюшками маленькие белые мячики по идеально подстриженному газону? Или в драке за место на парковке у ближайшего магазина?
— Нет, — сказала она. — Вопросов больше нет.
Одиннадцать веков плена. В зеркале, висевшем на стене в кабинете ненавистного врага. Одиннадцать веков без еды. Без любви. Ему хоть было с кем поговорить?
Наверное, мысли Джесси отразились на ее лице, потому что Кейон мягко сказал:
— Это уже не важно, девочка, но спасибо за сочувствие. Это почти закончилось. Еще семнадцать дней, Джессика. И все.
Почему-то от его слов она почувствовала, как к ее глазам подступают слезы. Одиннадцать веков ада не только не превратили его в монстра, он еще и пытался утешить ее, сделать так, чтобы она не переживала о его заключении.
— Ты плачешь, женщина? Она отвернулась.
— У меня был трудный день. Черт, у меня была трудная неделя.
— Джессика.
Ее имя прозвучало как мягкий приказ.
Она не подчинилась, глядя в окно на округлые холмы.
— Джессика, посмотри на меня.
Она повернулась и уставилась на него глазами, блестящими от слез.
— Да, я плачу из-за тебя, понял? — огрызнулась она. — Потому что ты застрял там на одиннадцать веков. Теперь мне можно снова ехать или тебе еще что-то надо?
Горец слабо улыбнулся и прижал ладонь к серебристой поверхности стекла.
В голове у Джесси не было ни единой мысли, она непроизвольно подняла руку и их ладони встретились на серебре. И хотя она ощущала только прохладное и твердое стекло, от этого жеста у нее потеплело на сердце.
Пару секунд они не говорили и не двигались.
А потом Джесси резко отвернулась, вытащила салфетку из коробки, высморкалась, выпрямилась на водительском сиденье, и машина тронулась с места, продолжая путешествие по шотландским нагорьям.
Сумерки в шотландских нагорьях.
Большая часть дня ушла на поиски пещер, в которых он в детстве играл.
Земля очень изменилась за прошедшую тысячу лет, новые дома и дороги сделали почти неузнаваемыми те ориентиры, которые он когда-то считал незыблемыми. Даже горы выглядели иначе, когда он смотрел на них с запруженных улиц города, совсем не такими, какими они когда-то казались с открытых полей, где бродили только овцы.
Кейон не хотел, чтобы Джесси входила в пещеры, пока он не удостоверится, что там нет животных, а своды не грозят обвалом, поэтому уговорил ее прислонить зеркало у входа в каменное убежище, чтобы он мог внимательно наблюдать за окружением. Вооруженный ножами и пистолетами, он был готов встретить любую опасность, хотя и сомневался, что таковая появится в этот вечер или даже в следующий.
Темное Стекло стояло на скалистой вершине холма, и запертому в нем Кейону открывался отличный вид на два самых прекрасных явления: закат в Шотландии и Джессику Сент-Джеймс.
Его любимая страна стала отличным фоном для этой женщины.
Джесси сидела, скрестив ноги, всего в футе от его зеркала, ее короткие кудряшки отливали золотым и багряным, лоб и щеки были окрашены розовым, губы напоминали красный бархат. Чудесные белые зубки сверкали, когда она улыбалась, глаза сияли внутренним огнем. Она замечательно выглядела на фоне заката, когда, смеясь, запрокидывала голову.
Она хохотала, когда они говорили. Эта женщина находила смешное практически во всем, даже в том жутковатом положении, в котором сейчас оказалась. Для Кейона это был один из признаков воинской доблести. Страх не давал ничего. Как и сожаление — Господи, это он знал слишком хорошо. Все сожаления в мире ничего не могли бы изменить. Как и в прошлом. И в будущем.
А вот юмора и воли, которые так редко проявляются в сложных ситуациях, Джесси было не занимать.
По его просьбе девушка рассказывала об испытаниях и бедах, которые ей пришлось пережить, когда она пыталась добраться до зеркала в аэропорту.
Она сопровождала свой рассказ жестами, и ее пальцы иногда касались стекла. Кейона так сильно тянуло к ней, что всякий раз, когда она дотрагивалась до стекла, его пробирала дрожь, словно пальцы Джесси касались его, а не холодной поверхности зеркала.
Впервые за тысячу лет он мог наблюдать, как ночь укрывает его горы, — наблюдать за закатом, чего ему дико не хватало в плену, — но куда больше его захватывал рассказ Джессики. Он смеялся вместе с ней, ярко представляя происшедшее. Он буквально видел, как она перепрыгивает через стойку, как бьет рюкзаком свою соперницу, как затаскивает ее в чулан. В Джессике Сент-Джеймс определенно было что-то дикарское.
«Это еще одна причина, по которой мне так нравится эта девочка», — подумал он, слабо улыбаясь.
Кейон смотрел на Джесси, упивался ею, и его улыбка поблекла. Джесси обернула плечи его пледом, уютно устроилась, согретая солнцем, которое уже соскальзывало за темные горные хребты на горизонте. В тартане она выглядела очень трогательно. Да, цвета пледа не принадлежали Келтарам, это был просто шотландский плед, который он стащил несколько веков назад как напоминание о доме, но Кейон привык считать этот плед своим. На Джесси плед смотрелся просто замечательно. Красный и черный цвета очень шли ей. Она была полна жизни, Господь щедро одарил ее драгоценными цветами: волосы цвета воронова крыла и розовая кожа с золотистым загаром.
Их разговор был долгим. Впервые с тех пор, как их пути пересеклись, их не окружала суета и им никто не мешал. Горец не мог обеспечить Джесси большей безопасности, пока находился в зеркале, поэтому решил воспользоваться шансом побольше узнать о ней.
Где она выросла? Есть ли у нее клан? Сколько их, кто они, где они? Чему она училась в своем университете? Чем мечтала заняться в будущем?
