– Прошу прощения, Лахлан, но мне кажется, что это все-таки лучше, чем стоять привязанным к столбу и ждать, пока тебя сожгут, – ответил Оуэн, протягивая руку за куском рыбы. Его локоть случайно задел кувшин Лахлана и опрокинул его. Из кувшина вылилась густая коричневая жидкость. Все, сидящие за столом, с напряжением смотрели, как жидкость начала дымиться, а затем быстро прожгла огромную дыру в скатерти, которой был накрыт стол.
– Откровенно говоря, Лахлан, ты сам не знаешь, что творишь, когда дело касается волшебных напитков, – нахмурилась Мораг. – Ты должен перестать заниматься их изготовлением.
– Я всего лишь хотел попробовать. – Он бросил робкий взгляд на Алекса. – Я был уверен, что на этот раз сделал все правильно.
– Я в этом не сомневаюсь, – согласился Алекс, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. – Но я бы предпочел, Лахлан, чтобы ты прекратил варить свои зелья для Гвендолин.
Лахлан опустил глаза. Он выглядел таким смущенным и потерянным, что Гвендолин даже почувствовала, как в ее душе шевельнулась жалость к старику.
Трапеза продолжалась в неловком молчании. Гвендолин попыталась немного уменьшить ту гору еды, которую Макдан положил ей на поднос, но кусок не лез ей в горло. Наконец, не в силах больше выносить напряженную атмосферу в зале, она встала из-за стола.
– Я устала, – пробормотала она. – Пожалуйста, извините меня.
Не дожидаясь разрешения Макдана, она повернулась и с видом холодной уверенности, за которой скрывалось переполнившее ее душу страдание, медленно пошла к лестнице.
Она должна убежать, пока мальчик еще жив.
Не было никаких сомнений, что он приговорен к смерти, размышляла Гвендолин, глядя из окна на черное ночное небо. Похоже, никто не знал причину его болезни, а поскольку Гвендолин не была ни врачевателем, ни ведьмой, она не видела способа помочь ему. Кроме того, она боялась, что ее собственная неопытность только ускорит его смерть. Макдан предупредил, что сурово накажет ее, если мальчику станет хуже или если он умрет. И хотя он не уточнил, какого рода наказание ее ждет, у нее не было никакого желания выяснять это. Учитывая враждебность, с которой встретили ее в большом зале Макданы, они вполне могут принять решение сжечь ее.
Она вздрогнула от ужаса, вспомнив, как пламя костра лизало подол ее платья.
Следующей ночью, когда все заснут, она выскользнет из замка и убежит в окружавший крепость лес. Затем она вернется во владения Максуинов и заберет камень. А потом она разыщет Роберта и убьет его. Эта мысль несколько приободрила ее, и она принялась обдумывать способы уничтожения врага. Неплохим вариантом был яд, но тогда нужно найти очень сильное зелье, которое причинило бы ему невыносимую боль, сжигая изнутри его тело. Возможно, ей удастся выведать у Лахлана некоторые из его рецептов. Заколоть кинжалом негодяя тоже неплохо. Гвендолин представила себе изумленное лицо Роберта, когда она по самую рукоятку вонзит клинок ему в грудь. Сладостно будет смотреть, как жизнь уходит из него, и знать, что он больше никогда не будет угрожать ей.
Отомстив за смерть отца, она покинет владения Максуинов и найдет место, где сможет мирно и спокойно жить. Мысль о том, что она будет сама себе хозяйка, что никто не станет бояться ее или издеваться над ней, показалась Гвендолин необыкновенно привлекательной. Она отыщет клочок земли и наймет кого-нибудь, чтобы ей построили маленький домик, где она будет жить, заведет корову, коз, кур. За это, естественно, нужно будет заплатить. За обедом она заметила на столе лэрда несколько серебряных кубков, некоторые были украшены драгоценными камнями. Направляясь от окна к кровати, она решила, что возьмет несколько ценных вещей, прежде чем покинет замок.
Но при воспоминании о своем обещании Макдану, что она попытается вылечить его сына, ее охватило смутное чувство вины. Было бы настоящим предательством не сдержать слово, данное человеку, который трижды спас ей жизнь. Но еще хуже было остаться и делать вид, что ей по силам вылечить мальчика, когда на самом деле она может лишь подвергнуть еще большей опасности его и без того слабое здоровье. Она не желала быть причиной смерти Дэвида. Если она убежит, то Макдан вновь поручит сына заботам лекарей клана, и они сделают все, что могут, убеждала она себя, задувая расставленные вокруг кровати свечи.
Но когда Гвендолин легла на прохладные простыни и закрыла глаза, перед ее внутренним взором всплыло бледное, мокрое от пота, погребенное под бесчисленными одеялами тельце Дэвида, который с трудом мог дышать в невыносимой жаре и вони своей комнаты. Только глубокой ночью ей удалось наконец погрузиться в объятия сна, так и не избавившись от мучительных мыслей о страданиях мальчика.
Глава 5
Золотистая волна света врывалась в комнату сквозь раскрытые окна. Потоки солнечных лучей достигли ее кровати, проникая под скомканные одеяла, согревавшие ее ночью. Гвендолин вздохнула и закрыла глаза, убеждая себя, что не может быть так поздно, как она подумала, взглянув на яркое солнце. Зарывшись поглубже в одеяло, она попыталась еще раз погрузиться в сладкое забытье сна. Еще несколько минут, и она встанет, чтобы приготовить завтрак отцу.
В комнату проник запах свежего хлеба. Нахмурившись, она открыла глаза.
Отчаяние холодной черной волной нахлынуло на нее, смыв последние остатки сна. Ее отец мертв. Он лежит глубоко под землей, навечно погруженный во тьму. Она никогда больше не услышит его надтреснутый голос, не поцелует небритую щеку, никогда не ощутит его молчаливой поддержки. Она одна в этом мире, пленница и отверженная, которую боятся и презирают, потому что на ней лежит клеймо ведьмы и убийцы. На мгновение боль стала почти невыносимой. Она крепко зажмурилась и свернулась клубком, ощущая себя маленькой и испуганной, как беспомощный младенец. Ей хотелось опять заснуть и, проснувшись, обнаружить, что эти жуткие события в ее жизни не более чем ночной кошмар.
Но ее мозг работал четко, а тело было возбуждено, что делало сон невозможным. Звуки, которые производили занимавшиеся своими обычными делами Макданы, медленно проникали сквозь скорлупу ее отчаяния. Она напомнила себе, что должна быть сильной. Она никогда не сможет убежать отсюда и отомстить Роберту, если позволит себе раскиснуть. Это помогло ей справиться с душевной болью. Она откинула одеяло и, шлепая босыми ногами по холодному каменному полу, подошла к окну. Солнце прорывалось сквозь остатки покрывавшего горы тумана, сообщая ей о том, что наступило утро и что день обещает быть чудесным.
Гвендолин наполнила холодной водой из кувшина, который был оставлен в ее комнате, каменную чашу, выдолбленную в стене башни, и быстро вымыла лицо и руки. Затем она надела свое убогое серое платье, решив, что красное слишком роскошно, чтобы использовать его в качестве повседневной одежды. Вплоть до бегства следующей ночью она должна вести себя так, как будто смирилась со своим положением, а значит, приступить к обязанностям лекаря при Дэвиде. Обгорелое и лишенное рукавов, ее платье все же было
