заложники. Но римляне, однако, продолжали упорствовать и, подавив в себе жалость к своим сыновьям и родичам, по-прежнему мужественно оборонялись. Порою они разбивали осадные орудия бриттов своими иного устройства или такими же, порою, применяя все виды метательного оружия, отражали осаждающих от крепостных стен. Обозленные этим братья, распалившись неистовым гневом, приказали повесить на глазах у родных и близких двадцать четыре заложника из наиболее знатных. А римляне, сопротивлявшиеся еще ожесточеннее прежнего, взбодрились из-за прибытия к ним гонцов от консулов Габия и Порсенны, извещавших, что следующим днем они придут им на выручку, и решили выйти из города и в открытом поле сразиться с врагами. И пока они разумно и осмотрительно располагали свои отряды, появляются вышеназванные консулы, успевшие собрать разбежавшихся воинов и готовые к бою. Двигаясь плотными рядами, они внезапно напали на бриттов с аллоброгами и, поддержанные своими согражданами, сразу же причинили противнику немалый урон. Белин и Бренний, став свидетелями столь внезапно нанесенного их сотоварищам поражения и чрезвычайно этим обеспокоенные, принялись увещевать своих воинов и строить их в боевые порядки; неоднократно кидаясь на римлян, они принудили тех отойти. Когда число павших с обеих сторон достигло нескольких тысяч, победа досталась, наконец, братьям. После гибели Габия и взятии в плен Порсенны они захватили город и роздали своим соотечественникам припрятанные горожанами богатства.
44. После разгрома римлян Бренний остался в Италии, неслыханно утесняя народ. Поскольку Римская история повествует о некоторых его поступках и о том, чем все это кончилось, я счел излишним останавливаться на этом, дабы не растягивать и не распространять мое сочинение, повествуя об уже рассказанном до меня другими. Что касается Белина, то он возвратился в Британию и до самой смерти спокойно правил своей страной. Он подновил городские здания всюду, где они обветшали, и построил новые города. Среди прочих он поставил город на реке Оске [113] близ Сабринского моря [114], который, долгое время называвшийся Каеруском [115], стал столицей Деметии. После прихода римлян это название, однако, забылось, и указанный город стали именовать Городом Легионов, каковое наименование находит свое объяснение в том, что тут обыкновенно зимовали римские легионы. Он также соорудил в городе Тринованте на берегу Темзы ворота великолепной работы, которые жителями этого города с той поры именуются Белинесгата. Еще он воздвиг башню поразительной величины, а у ее подножия-гавань, удобную для пристающих сюда кораблей. Он строго следил за соблюдением отцовских законов во всем своем королевстве, неустанно заботясь о беспристрастном отправлении правосудия. В дни своего правления он споспешествовал народу накопить такие богатства, какими, насколько известно, тот в прошлом никогда не владел и не будет владеть в последующем. Наконец, по миновании последнего дня, похитившего у него жизнь, тело его сожгли, а пепел после сожжения поместили в золотую погребальную урну, которую весьма искусно установили на вершине вышеупомянутой башни в городе Тринованте.
45. Королевство Белина унаследовал его сын Гургуинт Барбтрук, муж разумный и скромный. Во всем своем поведении подражая отцу, он чтил справедливость и мир. Тем не менее если соседи все же его тревожили нападениями, то он по примеру отца проникался отвагой, вступал с ними в жестокие битвы и приводил врагов к должному повиновению. Среди всего прочего случилось и так, что король данов, который при жизни отца Гургуинта платил тому дань, стал уклоняться от подобающих ему взносов и отказывать в должном повиновении; тогда, не стерпев этого, Гургуинт повел свои корабли на Данию и, сокрушив в жесточайших битвах ее обитателей, умертвил короля и снова водрузил на эту страну былое ярмо зависимости.
46. Возвращаясь после одержанной победы на родину, Гургуинт у Оркадских островов [116] наткнулся на тридцать полных мужчинами и женщинами судов [117], и когда он осведомился, по какой причине они прибыли в эти края, к нему явился их вождь по имени Партолоим и, почтительно обратившись с приветствием, испросил у него мира и благорасположения. Он рассказал, что был изгнан из пределов Испании и в поисках пристанища скитается по этим морям. Он умолял также предоставить ему для поселения хоть малую частицу Британии и тем самым избавить его от необходимости слоняться по неприютным морским просторам; ведь уже миновало полтора года, как, изгнанный за пределы родины, он вместе со спутниками бороздит Океан. Когда Гургуинт Барбтрук узнал, что они прибыли из Испании и прозываются басклензами, а также в чем состоит их просьба, он отправил с ними своих людей на остров Ибернию, который тогда был совершенно необитаем, и дозволил им поселиться на нем. Впоследствии они там укоренились и размножились и поныне все еще обитают на этом острове. А Гургуинт Барбтрук, окончив в мире дни своей жизни, был погребен в Городе Легионов, который после кончины своего отца он постарался украсить строениями и крепостными стенами.
47. После него корону бриттского королевства возложил на себя вителин, который на протяжении всей своей жизни правил благожелательно и всегда мягко. Была у него преславная жена по имени Марция, сведущая во всех науках. Среди многого и неслыханного, открытого ею своим умом, она придумала также закон, который бритты назвали Марциевым. Король Альфред среди прочего перевел его на англосаксонский и нарек Меркенелаге [118]. И когда век Гвителина пришел к концу, он завещал королевство упомянутой выше королеве и ее сыну, которого звали Сизилием.
Был Сизилий тогда семилетним мальчиком, и не подобало, чтобы королевством правил столь несмышленый ребенок. По этой причине его проницательная и высокоумная мать закрепила за собой власть над всем островом, а после того, как сама покинула этот свет, обретший корону Сизилий взял бразды правления в свои руки. После него королевская власть перешла к его сыну Кимару, от которого ее унаследовал брат последнего Дании.
48. По кончине Дания королем Британии стал Морвид, его сын от наложницы Тангустелы. Этот был бы славен своей исключительной доблестью, не запятнай он ее невероятной жестокостью. Распаленный гневом, он никому не давал пощады и убивал всякого, у кого обнаруживал чрезмерно много оружия. Он был пригож собою и щедр на раздачи, и во всем королевстве не было столь сильного человека, который мог бы, сойдясь с ним в борьбе, устоять против него.
В его время некий король морианов с большой дружиной высадился в Нортанумбрии и принялся разорять эту область. Собрав молодежь со всех подвластных ему земель, Морвид устремился навстречу врагам и с ними сразился. Одержав победу, он никому не дал пощады; ибо приказал провести перед ним всех захваченных, дабы, убивая их друг за другом, насытить свою жестокость. Когда же его одолела усталость и он прекратил эту бойню, им было тут же отдано распоряжение содрать с остальных заживо кожу, а затем сжечь их в огне. Посреди этих и подобных им свирепых деяний его постигла беда, положившая конец его кровожадности. Со стороны омывающего Ибернию моря выбрался на сушу дикий зверь неслыханной свирепости и прожорливости, который непрестанно пожирал обитателей побережья. Молва об этом достигла ушей Морвида, и он один вышел на зверя и вступил с ним в единоборство. Когда он понапрасну извел все свои стрелы и копья, это чудовище накинулось на него и, разверзши пасть во всю ширь, проглотило его, точно малую рыбку.
49. После Морвида осталось пятеро сыновей; унаследовал же отцовский трон его первенец по имени Горбониан. В те времена не было никого, кто бы превосходил его в любви к справедливости и правосудию, никого, кто бы так заботился о своих подданных. Его неуклонным правилом было оказывать должный почет богам и творить праведный суд над простым народом. Во всех городах британской державы он обновлял храмы богов и возводил множество новых. Во все дни его правления на остров стекались такие богатства, каких никогда не знали соседние государства. Он побуждал крестьян к занятию сельским хозяйством, защищая их от произвола господ. Молодых воинов он щедро одарял золотом и серебром, так что ни у кого не было надобности чинить другому насилие. Среди этих и многих других деяний, внушенных ему врожденною его добротой, он, отдав должное естеству человеческому, переселился из этого мира в иной и был погребен в городе Тринованте.
50. После него королевский венец переходит к его брату Артгаллону, который ни в чем не походил на своего предшественника. Всех знатных он норовил принизить, а незнатных возвысить и, накапливая бесчисленные сокровища, обездолить богатых.
Витязи государства, не пожелавшие сносить это дольше, восстали простив него и свергли. Вслед за
