унизительно, но я не могла жить в неуверенности. — В объятиях Саймона воспоминания казались уже не такими болезненными, как раньше. — Кто знает, насколько хорошо он предохранялся в своих извращенных сексуальных играх?
— Учитывая его эгоистичную самонадеянность, это чертовски хороший вопрос. — Жар, исходящий от Саймона, обволакивал ее, словно одеяло. — Я хочу сделать ему больно. — Он произнес это с такой яростью, что Аманда вздрогнула.
— Не надо. Пожалуйста, забудь об этом. Все кончено, и теперь я действительно благодарна, что он считал меня такой сексуально отталкивающей.
Несколько минут Саймон просто стоял и молча гладил ее по спине. Мысли о браке с Лансом переносились в мусоросжигательную печь ее мозга и сгорали в огне, разожженном нежными прикосновениями Саймона.
Порывы холодного ветра не могли охладить горячее, как лава, желание, пылающее в ней.
Она едва заметно придвинулась к нему, и он прерывисто вздохнул.
— Ты заводишь меня без всяких усилий, — произнес он голосом, от которого у нее внутри все превращалось в жидкий мед.
Глава 18
Она не сомневалась в нем.
Доказательство упиралось в ее живот.
— Я рада. Очень рада.
— Не могу поверить, что твоя семья так разозлилась из-за развода с этим ублюдком! — воскликнул Саймон.
Ей не хотелось больше думать об этом, но образ мужчины, с которым был Ланс, маячил перед ней, как привидение.
— Мои родители любили моего брата. Меня они даже не терпели.
— И что?
— Мужчина, который входил в этот непристойный
Ее родителям было все равно, когда она перестала ходить на семейные торжества. Ее никогда не вынуждали объяснять, почему она не может находиться в одной комнате со своим братом. Они все были слишком заняты, понося ее за развод с таким в высшей степени успешным человеком, обладающим такими ценными для их бизнеса в недвижимости связями. Теперь она понимала, что брат подсунул ее Лан-су, чтобы прикрыть свою собственную бисексуальность. Особенность, которую не очень хорошо принимают в деловых сообществах, даже в южной Калифорнии.
Саймон сказал что-то, от чего у нее запылали уши.
Она подняла голову, чтобы улыбнуться ему, боль от предательства тонула в наслаждении, которое она испытывала в обществе Саймона.
— Ты питаешь мои мысли.
Он подхватил ее на руки без всякого предупреждения, вид его при этом был довольно свирепый.
— Мы разыгрываем очередную фантазию? Ты сейчас капер-грабитель?
— Каперы не считались грабителями. Грабили пираты.
Она прильнула к нему.
— Ты изображаешь пирата или просто пещерного человека… опять?
Он остановился и посмотрел па нее, цвет его глаз в эту секунду напоминал расплавленное серебро.
— А пираты похищают принцесс?
К ее горлу подступил комок. Он говорил самые удивительные вещи. Она ослепительно улыбнулась ему, несмотря на влагу в глазах, которую не могла скрыть.
— Ну, это как сказать.
— От чего это зависит? — Он продолжил идти, неся ее по короткому коридору, ведущему к каютам.
— От того, что пираты делают с принцессами.
— Набрасываются на них и доставляют им удовольствие.
— В таком случае я могу говорить с уверенностью. Пираты — самые лучшие похитители принцесс.
— Тогда я пират, потому что ты, Аманда, определенно моя принцесса.
Она не позволила бы себе поверить, что он говорит все это всерьез. Но даже если и так, все равно слова глубоко тронули ее.
— Ты очень привлекательный пират. Мне нравится, что у тебя целы оба глаза и нет крюка.
Он расхохотался, наклоняясь, чтобы открыть дверь.
— К концу ночи ты будешь благодарна и за обе руки.
— Неужели? — поддразнила она, зная, что он прав, но для этого не понадобится целая ночь. Она была благодарна уже сейчас за предвкушение того, что он будет делать этими руками, с жаром обнимавшими ее.
Саймон внес ее в каюту. Она оказалась больше, чем ожидала Аманда, с изготовленной на заказ кроватью, занимающей почти все пространство. Он бросил ее на постель в волне красного шелка. Она приземлилась так, что из-под задравшейся юбки показался верх одного чулка.
— Думаю, тебе лучше снять платье, пленница. — Слова были робкими. Тон — нет.
Она дерзко посмотрела на него:
— Зачем?
— Затем, что если ты этого не сделаешь, оно будет порвано.
Еще никогда ее не желали до такой степени, чтобы рвать на ней одежду. Мысль, что Саймон может хотеть ее так сильно, возбуждала ее.
Она вытянулась на кровати, подняв руки над головой так, что каждый изгиб обозначился под чувственным шелком платья.
— Правда?
Выражение лица Саймона стало диким.
— Я не шучу, малышка.
Это было красивое платье, но не настолько красивое, как желание в глазах Саймона.
— Докажи.
Его глаза расширились, потом сузились, и он так стремительно набросился на нее, что у Аманды перехватило дыхание. Его рука скользнула в вырез платья, до предела натянув ткань. Он взял в ладонь спелый плод ее груди. Она невольно отодвинулась на пару дюймов, что не дало ей абсолютно ничего.
— Боишься, малышка? — насмешливо спросил он.
— Взволнованна, — поправила она. Воин-победитель, пират, это не важно… Саймон никогда не причинит ей боль.
Что-то изменилось в нем от ее ответа, и другая рука присоединилась к первой. Когда оказалось, что вырез слишком мал для обеих рук, он дернул его, и треск рвущегося шелка наполнил каюту.
Ее груди были обнажены среди неровных краев порванной алой ткани.
Саймон откинулся назад, чтобы посмотреть на нее.
— Они божественны, дорогая. Такие красивые, словно произведение искусства.
Она задрожала, между ног струился жар, а сердце переполняло желание.
— Ты собираешься дотронуться до меня?
Он что, разорвал лиф ее платья только чтобы смотреть?
Его улыбка была воплощением мужской сексуальности.
— О да.
И он начал делать именно это, ртом и руками дразня ее плоть, доводя ее до состояния мучительной истомы.
— О, Саймон… Пожалуйста. Да. Не останавливайся. Его сладострастный смех возбудил ее еще сильнее.
— Я не могу остановиться, малышка. Даже если бы и хотел, а я не хочу. Я собираюсь касаться тебя всю ночь напролет.
