— А что с жеребцом?
— На левом боку видны следы ударов.
Талорк испустить такой грозный рык, что несколько воинов нагнули головы.
— Ты проверил на наличие какого-то запаха?
— Кроме запаха главного конюха и его помощника там не было больше никаких запахов, как и на кнуте.
Талорк нахмурился. Тот, кто все это сделал, знал достаточно много о маскировке запаха, чтобы не быть обнаруженным. Кроме того, он очень удачно подобрал орудие, которое бьет лошадь, но человек при этом фактически не притрагивается к животному.
— Ты думаешь, это кто-то из мальчишек?
— Не исключено. — Барр был человеком осторожным, который без каких-либо доказательство не будет обвинять напрасно.
Даже если мальчишки известны своими шалостями.
Даже не будучи уверенной в чувствах мужа к себе, Абигейл нашла ужин на удивление очень приятным. Вечер оказался самым замечательным в ее жизни с тех пор, как десятилетней девочкой она после лихорадки в первый раз спустилась вниз, чтобы поужинать с родными. Больше ей не нужно было скрывать свою тайну.
Облегчение было просто неимоверным. Никто не раздражался, когда она что-то пропускала в разговоре. Каждый вел себя так, как будто ее способность понимать их была каким-то большим талантом, как будто она была какой-то особенной.
И никто не ругался.
— Ты скрывала свою глухоту от своих английских родственников? — Спросил как всегда любопытный Ирк.
— Конечно. Знали только моя мать и отчим, а позже и младшая сестра, Джолента.
— Почему 'конечно'?
— В лучшем случае, мой изъян считался бы большим несчастьем.
— А в худшем? — спросил Ирк.
— Многие священники учат, что такая немощь указывает на влияние демона.
— Неужели тогда английские священники такие легковерные? — спросил Финн. — Или вы ждете, чтобы мы тоже в это поверим?
— Уверяю вас, это правда. — Абигейл очень хотелось, чтобы это было не так. — Моя знакомая аббатиса говорит, что когда они не могут объяснить, почему лихорадка лишает одних людей слуха или зрения, а другие переживают ее без каких-либо осложнений, они все списывают на происки демона.
— Эта твоя аббатиса, кажется, мудрая женщина, — вставил Гуайэр.
— Я никогда не встречала ее. Мы только переписывались, но я считаю ее своим другом. Она была единственным человеком, кроме моей сестры Эмили, которая не отвернулась от меня, когда узнала о моем изъяне.
Талорк взял ее за лицо и повернул голову так, чтобы их глаза встретились.
— Хватит называть свою глухоту изъяном.
Всё вокруг перестало существовать для нее:
— Это…
— Слабость, хотя про тебя трудно это сказать. Ты удивительно хорошо научилась справляться с этим.
— У меня не было выбора. Я не хотела прожить остаток своих дней в закрытой монастырской келье. — При этих словах Абигейл вздрогнула, ей до сих пор снится это в кошмарном сне.
— У тебя был выбор, но ты не сдалась. — Талорк в недоумении покачал головой, но она не знала, почему. — Единственная беда в том, как по-глупому повели себя твои родители, когда узнали об изменениях в тебе.
— Эмили защищала меня от гнева матери. — Как только было возможно в ее силах.
— Но гнева не должно было быть. Ты же не виновата, что потеряла слух.
— Мать всегда обвиняла только меня. Я должна была сделать хорошую партию, чтобы удовлетворить ее социальные амбиции.
— Брак дочери с лэрдом должен был удовлетворить любую мать.
— Сибил была только рада избавиться от меня, но моя младшая сестра Джолента ревновала.
— Это не имеет значения. Теперь ты моя, и я буду тебя защищать.
Абигейл уставилась на мужа, не зная, как это всё понимать. Не далее как вчера, он утверждал, что для нее нет места в клане. Теперь же он ведет себя так, как будто он и не собирался ее отсылать. Она хотела бы знать про его планы, но не станет спрашивать об этом на глазах у его воинов.
Должно быть, кто-то что-то сказал, поскольку Талорк нахмурился и оглянулся через плечо. Говорил он, отвернувшись, и поэтому Абигейл не могла прочитать по его губам. И тут Осгард поднялся и выбежал из зала.
— Он часто так делает, — тихо сказала девушка.
Муж обернулся к ней и спросил:
— Что делает?
— Осгард в почтенном возрасте, но поступает, как дитя малое. — Она закусила губу, надеясь, что не слишком далеко зашла, критикуя старика.
— Он заплатил большую цену, когда вторая жена моего отца предала наш клан, помогая своему английскому любовнику.
Абигейл медленно отвернулась от Талорка и обратилась к Гуайэру, не желая больше слышать о том, что она несет ответственность за чудовищные поступки мертвой женщины.
— Когда будет следующее собрание торговцев? — спросила она сенешаля, надеясь, что ее желание сменить тему, не было слишком очевидным.
— В начале осени.
— А мы будем участвовать?
— Синклер всегда посылает своих представителей.
— А он сам не едет? — спросил Абигейл, разочаровано. — Мне бы очень хотелось отправиться туда.
Гуайэр посмотрел через ее плечо на Талорка и улыбнулся:
— Кажется, ваш муж требует вашего внимания.
Абигейл обернулась к Талорку с намерением не отвечать, если он снова сделает какое-то замечание по поводу печально известного предательства Тамары. Судя по напряженному выражению лица мужа, он об этом как раз и думал.
Девушка вздохнула:
— Да?
— Тебе хотелось бы побывать на собрании? — спросил он, четко выговаривая каждое слово.
От удивления глаза Абигейл расширились, но она не была дурой, какой считала ее Сибил.
— Очень.
— Тогда мы поедем туда.
— Смогу ли я увидеть там Эмили? — Волнение сквозило в каждом ее слове.
Выражение лица Талорка опять стало мрачным.
— Я не знаю.
— Она моя сестра и я ее люблю.
— И я знаю насколько.
— Пожалуйста, Талорк… — проговорила Абигейл, мольба сквозила в ее взгляде.
— Я обязательно узнаю, станет ли Балморалу известно о нашем намерении принять участие в этом собрании.
Доброта мужа тронула Абигейл, и она заморгала от навернувшихся слез, и, проглотив комок в горле, прошептала простое «Спасибо!»
