последовало — маленькое танство осталось лишь танством, где правила государыня, величие титула которой превосходило всех эрлов, танов, керлатов и прочих старост. Герцогине надлежит править герцогством!
Но по большому счету Рыжей Соне вовсе и не хотелось никем и ничем править. С каждым днем она все больше начинала скучать. Пока в Каина-Горе ее держали только обязанности и друзья.
…Не случись почти блистательной победы в ночном сражении на Сеггедском тракте, Соня никогда не получила бы титул. Пускай многие погибли, пускай кернодское войско лишь слегка укусило огромного степного зверя за лапы и выкололо ему один глаз, пусть оно не нанесло сколь-нибудь ощутимого поражения степнякам, но главной цели достичь удалось: люди поняли, что они могут побеждать. И побеждать всерьез. Убить самого Хасгата, правую руку великого кагана Степи?! Можно!
Теперь голова Хасгата, вернее, то, что от нее осталось после двух седмиц пребывания под ветром, дождем и солнцем, красовалась на металлическом шесте, вбитом над воротами Кайнагор-ского замка. /
Темные, желтовато-коричневые кости черепа проглядывали сквозь разложившуюся скользкую плоть, вороны, сначала потрепав этот чудный трофей, вскоре перестали обращать на него внимание. Видимо, пахло слишком сильно даже для птиц-падалыциц. Но голова первейшего военачальника Степи превратилась в такой же символ победы, как и законная коронация ее светлости герцогини Райдорской Сони, по прозвищу Рыжая.
Вкус победы слегка портила горькая примесь. 'Допустимые потери', как называл Рэльгонн убитых в ночной битве, превысили любые ожидания. Кавалерия эрла Алаша оставила в лощине около тридцати человек, вдвое больше оказались ранеными, нескольких альбов задело стрелами и клинками настолько серьезно, что пришлось отправлять их обратно в таинственный и закрытый Аэльтунн, а двое Древних удостоились погребального костра.
Данкварт не преминул осведомиться у Рэль-гонна, кто именно из его родственников погиб. Светлейшему керлату и тану отлично запомнилось, как один из каттаканов, утыканный стрелами, ровно ежик иглами, упал на землю, после чего на упыря, потерявшего большинство своих преимуществ перед людьми, накинулись полтора-два десятка гирканцев.
— Погиб? — удивился Рэльгонн. — Разве? Ах, вы имеете в виду Ритагонна, моего дядюшку? Ему, конечно, повезло меньше других, однако он жив, уверяю вас.
— Но как же?.. — у Данкварта глаза на лоб полезли. — Я лично видел, что пораженный лучными стрелами каттакан затем был изрублен на мелкие куски!
— О, отнюдь не на мелкие, — возражая, замахал руками упырь. — Дядюшке всего лишь отсекли верхние конечности, разрубили грудь, голову и ногу. Пытались обезглавить, но не успели. Я вместе с сыновьями выхватил его из лап озверевших варваров и мгновенно доставил в Рудну. Успокойтесь, господин Данкварт. Рита-гонн цел и почти здоров. Его тело полностью восстановится примерно через две-три ночи. Помните, я говорил, будто представителей нашей расы почти невозможно убить, используя примитивное человеческое оружие?
— Завидую, — вздохнул Данкварт.
Ближе к вечеру состоялся военный совет. Размышляли, что делать дальше. Бесспорно, последние седмицы ознаменовались началом кровавой тайной войны против степняков, остававшихся в землях полуденнее Кернодо. Маленькие отряды крестьян-охотников по десять-пятнадцать человек устраивали засады на дорогах — несколько точных выстрелов из лука по десятникам и сотникам войска Бурэнгийна, мгновенное отступление в чащу, новый набег… Когда требовалось захватить караваны с продовольствием, в дело вступали каттаканы с альбами: вначале, по испытанному плану, упыри пугают дикарей и наводят панику, затем начинают действовать люди и альбы, угоняя повозки и лошадей. Во время ночного налета даже удалось отбить небольшую деревянную крепостишку, оберегавшую с вершины холма Пайрогийский тракт, но ее бросили тотчас: один из упырей донес, что к укреплению движется не менее трех-пяти тысяч очень разозленных выходками кернодцев степняков.
— …Не надо меня толкать, — повторился Данкварт. — Хотите услышать последние донесения, вельможные госиода? Извольте. Паршивые новости. Основное войско степняков почему-то застряло на рубежах Немедийского королевства. Они разграбили пять или шесть графств в Полуденной Бритунии, включая пограничные с Кернодо области, и теперь стоят на месте вместо того, чтобы бодро двигаться дальше, на полуденный закат. Словно ждут чего-то. К нам не суются, обложили полуденные рубежи, и не более того.
— Степной дикарь, — со знанием дела заявил вельможный каштелян, — к лесу не приспособлен. Боятся. Дорога среди чащоб узкая, извилистая. Пока не грянет зима и не замерзнут болота, ни один гирканец сюда не заявится. Вот потом… Уж и не знаю, как зимой оборону выстраивать.
— Придумаем, — уверенно кивнула Соня. — Еще что-нибудь умное имеете сказать, благородные господа? Нет? Тогда идите отдыхать. Дан-кварт, останься. Есть приватный разговор.
Осень постепенно сдавала свои права зиме. Ночами на стенах Каина-Горы появлялся иней, и в лунном свете замок на некоторое время становился серебристо-голубым, словно в волшебной истории про альбов и древние времена. Говорят, тогда строили удивительные дворцы из светившегося в темноте камня, продаваемого людям и альбам гномами- торговцами, добывавшими чудесный минерал из глубинных штолен под нынешними Кезанкийскими горами.
Этим вечером с пасмурных небес летел редкий колючий снежок, почти сразу таявший на земле. Заходящее солнце скрыли тучи, но в стороне заката облака приобрели холодную желто-алую окраску — зелено-черная линия уходящих в немыслимые дали лесов разительно контрастировала с небом, точно две полосы на знамени.
Войто, услышав четыре удара колокола на башне, глянул в сторону верхних окошечек донжона Кайнд-Горы, углядел промелькнувшие темно-красные одежды жреца Вековечного Пламени, следившего за точным отсчетом времени, и спустился с башни барбикена в сарайчик, где грелась стража. Четыре колокола означали для Войто начало свободного времени. Пускай он и состоял теперь порученцем при госпоже герцогине, цо суровый месьор Сташув заставил Войто нести сторожевую службу в крепости наравне со всеми прочими.
Сходить к госпоже, что ли? Может, чего приказать изволит? Или нет, госпожа Соня еще утром сказала Войто, что он волен отдыхать до завтрашнего дня. Не наведаться ли к альбам?
Шествуя через двор и изредка смахивая с ресниц сухие снежинки, Войто приметил выходящих с главного крыльца господ управителей. Вот вам, пожалуйста, лешачья бородища эрла Алаша Румского, розовощекая физиономия каш-теляна, молодой господин Босан, Ллэр… Господин Рей из Зингары с самым деловым видом отправился в дом стражи — порядок наводить. Среди кайнагорской дружины въедливого зин-гарца полагали самым великим проклятьем, свалившимся на замок за последние лет так полтораста. Похоже, Рей всерьез решил превратить стражу Кернодо в образцовый боевой отряд.
Альб легко зашагал к конюшне, и Войто устремился ему наперерез. Если Ллэр отправляется к своим, в лес, можно увязаться с ним.
— Ага, месьор Войто! — полушутя, полусерьезно сказал альб, заметив мальчишку. Только он и еще главный упырь иногда обращались к Вой-то уважительно, словно к совсем взрослому, семейному человеку. — Отчего скучаешь?
— Не скучаю, думаю, — улыбнувшись, ответил Войто. — Госпожа Эйя у вас?
— Куда ж ей деваться-то от нас, хорошеньких? — фыркнул альб. — Навестить хочешь? Тогда седлай коня и вперед!
— Опять ночь напролет петь будете?
— Ночью, — поучающе сказал Ллэр, — можно не только петь. Еще можно пить. Наши ездили в Аэльтунн за кой-какими припасами, приволокли несколько бочонков с медовой настойкой на корешках. Да ты пробовал уже. Вкусно, правда?
Войто хотел возразить, но осекся. Особенный напиток альбов, очень похожий на мед по вкусу, но жидковатый, словно вино, на людей действовал сногсшибательно в самом прямом смысле данного слова. Одного-двух глотков хватало, чтобы позабыть самое себя.
— Наверное, господин Сташув сегодня никуда не поедет, — философски заключил Войто, глядя на пасмурное, темнеющее небо. — Кто ж по такой погоде воюет? Дома надо сидеть, правда, месьор альб?
— Именно, — решительно подтвердил Ллэр, открывая высокую дверь конюшни. — Собираешься позаимствовать господского коня? Не влетит?
— Еще как влетит, — огорченно сказал Войто, разглядывая топтавшегося в яслях широкогрудого Прока. — Но если Сташув точно останется в замке, то почему бы не жеребца не прогулять? Ведь застоится.
Ворота Каина-Горы пропустили двух всадников. Первый восседал на огромном вороном коне с иллюзорной, но очень впечатляющей особенностью: из пасти и ноздрей животного вылетали наколдованные Ллэром язычки холодного пламени. Лошадь, привыкшая к подобному обращению, не обращала никакого внимания на постоянное мелькание перед мордой красноватых огней. Или, что вероятнее, просто их не видела. За Ллэром ехал Войто и пляшущий под всадником каштелянов соловый жеребец счастливо пофыркивал, довольный неожиданной прогулкой.
Древние устроились недалеко — так, чтобы находиться рядом с Кайна-Горой, но в то же время не надоедать людям: многие пока не доверяли альбам, полагая чужаков очередной напастью, порожденной смутными временами. Их костры и фонарики не замечались с тракта или из замка, но стоит Соне или Данкварту поднять тревогу, альбы примчатся моментально. Вместе с отрядом новоявленных союзничков.
Гирканцев.
Войто и Ллэр миновали караулы, выставленные на лесной дороге,
