Гвай опомнился первым.
— Светлейший, мы убили одно из чудищ, которых на Аурусе ошибочно полагали нечистой силой, — спокойно сказал он. — И пришли известить…
— Пришли?! — изумился Арнульф. — Каким образом? Ворота закрыты, в городе все спят! И вы еще от нежити ухитрились оборониться? Как?
— Это — магия, — ухмыльнулся Гвайнард. — Магия Ночной Стражи. Можно идти? После хорошей драки надо отдохнуть.
Конан не сдержался и прыснул: если нынешнее приключение Гвай горделиво именует «хорошей дракой», то какова же плохая?
— Если не врете — озолочу, — зевнул вельможный, повторяя старую угрозу по уши засыпать охотников золотом в случае благополучного завершения их предприятия. — Когда в следующий раз захотите войти, хотя бы постучите — вдруг я буду не один?..
Танова домоправительница, пышногрудая Анита, колыхая телесами под кружевной ночной рубашкой сонно доставила охотникам слегка подогретые овощи с мясом ездовых ящеров и кувшин эля, после чего уплыла обратно к себе. Конан сбросил кольчугу, надетую под куртку, умылся и устроился за столом.
— И что ты думаешь обо всем случившемся? — спросил он у хмурого Гвайнарда, пренебрегшего тушеным окороком «зеленой коровы» в пользу крепкого ячменного напитка. — Согласен, мы доказали, что призраки Ауруса являются всего лишь неприятными соседями человека и жалкими остатками чужого зла, сохранившегося со времен Первородных. А вот с зубастыми птичками будет посложнее — они слишком крупные и опасные.
— Меня смущает вовсе не кровожадность летучих тварей, — сказал Гвай. — Одну загадку мы, безусловно, разрешили, и сразу получили несколько новых. Первое: почему они охотятся именно за человеком и привезенными из Хайбории домашними животными? Летуны тысячелетиями охотились на здешних зверей, а тут вдруг резко поменяли вкусы, словно люди являются самой лучшей и легкой добычей. Второе: чудища не появляются днем, как будто обладают такой же нежной кожей как и каттаканы, опасающиеся ожогов от лучей солнца. Они слепы, как кроты, но замечают движение… Они агрессивно настроены именно к чужакам, к непрошенным гостям из другого мира. Отчего? Я в тупике.
— Рэльгонн все разнюхает, — уверенно заявил Конан, отлично зная, насколько дотошен упырь. — Он всегда докапывается до правды.
Действительно, озадаченным новыми секретами Ауруса охотникам оставалось уповать только на каттакана, увлекающегося всевозможными тайнами, будь они как вполне безобидными, так и способными доставить самому Рэльгонну и его друзьям массу неприятностей. Упырь называл свою страсть «изучением строения мира», варвар же уверял, что у Рэльгонна в известном месте торчит даже не шило, а здоровенный кол, не позволяющий ему «жить как все». Данное мнение Конана всерьез не принималось, ибо «таким, как все» Рэльгонн не был, да и быть не мог в силу своего нечеловеческого происхождения.
— Просыпайтесь! — задремавший киммериец встрепенулся, заслышав высокий голос упыря. — Скоро рассветет, и я должен буду уйти.
Каттакан, появившийся как всегда неожиданно, стоял возле окна и кутался в драный балахон. Вопреки обязательному приказу тана, ставни были открыты — на восходе небо начало розоветь.
— Может быть, достойный месьор Гвайнард соизволит взглянуть, что валяется на площади возле башни? — ядовитеньким тоном осведомился Рэльгонн, лакейским жестом указывая на оконный проем. Оба охотника, высунувшись наружу едва не по пояс, рассмотрели в предутренних сумерках непонятное черное пятно, распластавшееся далеко внизу, на камнях мостовой. Упырь пояснил: — Это ваша законная добыча. Предъявите тану и его ближним. В настоящем и будущем поселенцам Ауруса придется воевать именно с нашими крылатыми приятелями. Кто одержит победу, мне неведомо, но у человечества есть определенные шансы.
— Воевать? — переспросил Конан. — Победу? Ты что несешь?
— Заткнись и выслушай, времени мало, — Рэльгонн прошелся по комнате, соображая, как бы попроще объяснить людям свои мысли. — Итак, мне удалось разрешить поставленные вами вопросы. Не без труда, само собой. То, что сначала было принято за борьбу человека, начавшего заселять Аурус, с примитивными хищниками, есть конфликт между двумя разумными сообществами.
— Что? Повтори! — Гвай с размаху плюхнулся в кресло, словно его перестали держать ноги. — Разумными? Кто это здесь разумен?
— Вы привыкли к тому, что мысль, разум, выражается в материи, — сказал упырь. — В вещах, которые человек может сделать собственными руками используя свои способности к размышлению. Стул, меч, королевский дворец, книга, корабль или сапоги — явления одного порядка. Все свершения человека заключены в бесчисленных произведениях его мастерства, которые помогают вам обороняться от врагов, вкушать пищу, услаждать свой взор и тело… Ваши мысли записаны на свитки, глиняные таблицы или страницы фолиантов, чтобы другие люди могли с ними познакомиться. В этом человек и каттакан очень похожи — наши расы двигались по одной дороге. Первородные, прежнее население Ауруса, также были похожи на нас, только творили не с помощью рук, а силой разума. Это называется волшебством. Я и раньше предполагал, что в одной из Сфер Вселенной возможно появление расы, которая вообще не умеет ничего создавать… И оказался непогрешимо прав. Можно назвать это «нематериальной цивилизацией». Понимаете мои слова?
— Понимаем, не понимаем — неважно! — отмахнулся Конан. — И дальше что?
— Да то, что существа, с которыми мы так неудачно познакомились этой ночью, как раз и являются детьми такой цивилизации. Они умеют только думать, обмениваться мыслями, для них красота мира состоит не в искусственно созданных вещах, а в единении с самим тварным миром. И они насмерть перепуганы появлением человека, способного этот мир разрушить, переделать его под свои нужды и устранить других претендентов на право повелевать Аурусом.
— Откуда ты все это узнал? — озадаченно спросил Гвай. — Слишком неправдоподобно звучит!
— Вы сами указали мне путь, рассказав о встрече с демоном Синей Грозы, Турудисом. Я разыскал гробницу, заглянул туда, а когда демон вылез из стены, чтобы устроить чужаку хорошую трепку, убедил рассказать все, что ему известно о ночных тварях… Первородные с летунами не дружили — видели в них соперников за владычество над Кертаром. Истребляли, конечно. И добились бы своего, не случись Великая Катастрофа. Летуны навсегда запомнили, что поклоняющиеся вещам существа опасны, а когда здесь внезапно объявился человек, решили отделаться от него наиболее простым способом — уничтожить. Имей они возможность действовать днем, человек не сумел бы закрепиться в этой Сфере. Боги жестоко пошутили над летунами, лишив их обычного зрения- заметили; у них нет глаз? Эти твари видят не предметы, а чувствуют тепло, которое от них исходит; Дневное солнце летунов ослепляет, они теряют возможность ориентироваться, а поэтому после восхода они прячутся в горных пещерах… Совсем как каттаканы. Вот вам правда, которую вы искали.
— Но почему Турудис ничего нам не сказал?! — Конан возмущенно стукнул кулаком по колену. — Тогда все тайны раскрылись бы сами собой!
— Вы его не спрашивали, это во-первых. Во-вторых, демон Синей Грозы сам жаждет избавиться от людей, которые со свойственной им бесцеремонностью раскапывают древние могилы и тревожат покой мертвых… Окажись у Турудиса возможность испепелить двуногих пришельцев, он не задумываясь обратил бы в серую пыль и самих гробокопателей, и их поселения. Если вы пришли в чужой мир, попытайтесь уважать память ушедших! И право тех, кто доныне населяет Аурус.
— Интересно, как это сделать? — хмыкнул Конан. — Если крылатые монстры объявили человеку войну на уничтожение, остановить ее будет крайне сложно, почти невозможно! Для них мы стали новым проклятием, вроде Первородных.
— Может быть, следует постараться доказать им, что люди не собираются враждовать? Впрочем, мирная жизнь вовсе не является основой вашего существования. В Хайбории вы почти истребили альбов, данхан, пытались сделать то же самое с гномами, однако подгорные карлики заперлись в неприступных подгорных королевствах и со временем уверили человека, что с рудознатцами лучше торговать, чем вести бесполезные войны. Пока я не вижу выхода… Попытайтесь убедить тана Арнульфа, что людям следует изыскать способ договориться с летунами. С демоном Синей Грозы договориться можно, а с обычными живыми и разумными существами — никак? Не смешите меня!
