– Мать говорила, что в раннем детстве я была очень веселой и общительной. Именно поэтому они и узнали, что у меня есть музыкальный талант. Я всегда старалась развлечь их и в три года уже играла на пианино. Ту музыку, которую запомнила на слух.
– Это потрясающе!
– Так говорили и мои учителя.
– Они начали обучать тебя музыке уже в три го да? – Он не смог скрыть изумления.
– Мать заболела, и мои родители, насколько я могу догадаться, решили с помощью уроков отвлечь меня, чтобы я не отнимала много времени.
– Значит, ты целыми днями играла на пианино?
– Да.
– А сколько времени ты проводила с родителями?
– Я точно не помню. – Нечто в ее голосе говорило ему о том, что она не хочет сказать ему правду. – Пару часов утром и пару часов вечером, перед сном.
– Это невозможно!
– Вполне возможно. А в остальное время я была практически одна.
– Ты, должно быть, ошибаешься.
– Иногда мне кажется, что я действительно ошибаюсь. Так или иначе, после смерти отца я нашла записи моих уроков в коробке с бумагами. Там все было написано, черным по белому.
– Что написано?
– Доказательства того, что родители не хотели меня видеть возле себя.
– Это жестокое утверждение.
– А как ты оказался в приюте? – с вызовом спросила она.
– Мои родители хотели от жизни чего-то другого, нежели быть родителями.
– Жестокое утверждение или реальность?
– Туше.
– Знаешь, я часто жалела о том, что нашла эти записи. Я предпочла бы испытывать иллюзию… – Прикусив губу, она отвела глаза в сторону, и лицо ее омрачила печаль. – Наверное, если я освобожу дом от родительских вещей, это будет для меня облегчением.
– Кто тебе так сказал?
– Мой менеджер.
– А как ты сама думаешь?
Она рассмеялась, но безрадостным смехом:
– Это будет неким катарсисом. Он поможет мне осознать мои потери и смириться с тем, что родители ушли и больше никогда не вернутся. Наверное, это будет правильно. – Она снова встретила его взгляд, и боль воспоминаний вспыхнула в ее янтарных глазах. – Но это тяжело. Ужасно тяжело.
– Я очень сочувствую тебе.
– Спасибо.
– Когда в твоем доме будут установлены системы безопасности, тебя снова охватят эти тяжелые воспоминания?
Она кивнула, но явно заставила себя улыбнуться.
– Ты очень чуткий человек, особенно для магната.
– Угадать, что действует на внутреннее состояние людей, – половина успеха в бизнесе.
– Держу пари, ты в этом мастер!
– Непревзойденный.
Она рассмеялась, на этот раз гораздо веселее.
– Ты эгоистичный?
Он улыбнулся в ответ:
– Честный, как я сам себя оцениваю. Вот, например, сейчас я могу потерпеть убытки, черт возьми, если опоздаю на свою телеконференцию.
– А можешь позвонить им по телефону из машины?
– Да, но пока передо мной нет компьютера со всей необходимой информацией, я не буду чувствовать себя уверенно.
– Держу пари, ты помнишь все цифры наизусть. – Кэсс уже встала из-за стола, собирая тарелки.
– Я не люблю ошибаться.
– Держу еще одно пари, что ты себя принижаешь. – Она положила тарелки в раковину. – Я уважаю твое расписание, поэтому не буду сейчас мыть посуду.
Он проигнорировал ее замечание. Он тоже уважал ее расписание, но все же хотел изменить его.
– Я проиграл пари, когда бездумно поспорил со своим другом, и это привело к тому, что я стал посещать уроки игры на фортепиано.
– Мне надо обидеться? – обернулась она от раковины.
– Нет. Я не жалею, что меня заставили принять этот подарок. Он принес мне нового друга.
Через час Кэсс слушала свою последнюю запись на МР3-плеере, делая отметки, что ей нужно исправить в этой композиции. Она не преувеличивала, когда сказала Нео, что ей тоже надо работать, но уверенность в том, что она может делать это только дома, теперь немного пошатнулась.
Кэсс не хотела проводить все дни напролет за своим роялем, поэтому купила себе маленький МР3- плеер: ей нравились возможности, которые он предоставлял. Она могла слушать музыку, занимаясь на спортивном тренажере, готовя на кухне или упражняясь в написании иероглифов. Или сидя за столом в пустом конференц-зале, в здании компании «Стамос и Никос энтерпрайзис» в деловом районе Сиэтла.
Она купила этот плеер по рекомендации другого музыканта, с которым общалась в Интернете, и снабдила плеер всяческими новыми усовершенствованиями.
Кто-то притронулся к плечу Кэсс.
Сняв наушники, она подняла глаза:
– Да?
– Мистер Стамос поручил мне узнать, все ли у вас есть? Может, вы желаете что-нибудь выпить? – Мисс Парк, персональная помощница Нео, повысила голос.
В свои сорок лет мисс Парк укладывала светлые волосы в гладкий пучок и носила костюм от Шанель, но из прошлогодней коллекции. Потому что в этом году дизайнер, проявив фантазию, добавил к костюму кружева и оборки, что было совершенно неприемлемым для деловой женщины. И таким же неприемлемым выглядел в ее устах вежливый вопрос. Предлагать напитки какой-то пианистке, учительнице ее босса, было явно ниже ее достоинства.
Кэсс, однако, нисколько это не задело. Эта женщина не значила для нее ничего. В то время как Кэсс сидела в этом незнакомом зале в огромном здании, наполненном незнакомыми людьми, другие незнакомые люди терзали ее дом.
Она даже не пыталась скрыть своего мрачного настроения, когда коротко кивнула блондинке: «Принесите воду, пожалуйста».
Никакого чая. Чай может успокоить ее, а она не хотела успокаиваться.
Больше не сказав ни слова вздорной помощнице, Кэсс снова надела наушники и погрузилась в работу.
Через несколько минут возле ее локтя возникли бутылка с водой и стеклянный бокал с кусочком лимона.
В хорошем ты или плохом настроении, Кэсс понимала, что надо быть вежливой, и, подняв голову, хотела поблагодарить мисс Парк, но увидела перед собой мужчину с таким же властным взглядом, как у Нео.
И даже если бы она не узнала его по фото, которые видела в прессе, Кэсс все равно догадалась бы, что это бизнес-партнер Нео – Зефир Никос.
