бедняжку, — сказала бодрая седовласая женщина, чей голубой передник в точности соответствовал цвету глаз. — Я быстро научу его, как вести себя в доме.
— Ах вот вы как! Подрываете мой авторитет? — нахмурился старик.
— Какой авторитет? — фыркнула женщина. — Что вы о себе мните? Эти дети абсолютно правы… Хороший пинок — вот что вам нужно, Билл!
— Нэнси! — прервала ее Мэй. — Пожалуйста, давайте прекратим пререкаться! Бетти, покажи мистеру Хейзу своего щенка, но не забывай, что скоро ужин и вы должны успеть помыть руки.
Бетти доверчиво посмотрела на Лоренса.
— Она так любит командовать!
— Да, я это заметил, — сказал Лоренс, которого совсем не интересовал щенок. Однако он смирился с мыслью, что ему придется познакомиться с ним, независимо от своего желания. Эти дети были очень похожи на Мэй. Эдакие паровые катки в человеческом обличье…
3
Когда он вволю «налюбовался» щенком, почти целиком состоявшим из огромных глаз и грязных лап, Бетти, очевидно решившая, что Лоренс — ее собственность, устроила ему экскурсию по наиболее примечательным местам сада. Щенок сопровождал их, радостно виляя хвостом.
Лоренс покорно осмотрел золотистые нарциссы, рассаду гиацинтов в самодельных ящиках — море зеленых ростков, которые, как уверяла Бетти, вскоре превратятся в море душистых колокольчиков. Увидел он и кедр, на который вскарабкался юный Мэтт и, оседлав ветку тощими ногами в грязных джинсах, свысока взирал на оставшихся внизу. В то время как щенок, продираясь сквозь густую траву, облаивал все потайные местечки в зарослях кустарника, где, как сказала Бетти, находились шалаши.
— У нас у каждого свой. Вот этот — мой, — с гордостью сообщила она, раздвигая ветки и обнаруживая тесное пространство за ними. — Я никого сюда не пускаю… но вы можете войти, дядя.
— Не могу, я слишком большой, — сказал Лоренс, жалея о том, что в детстве у него не было такого шалаша. Садовники отца никогда бы не допустили подобного безобразия в своем безукоризненном хозяйстве. Ему позволяли выходить в сад только в сопровождении взрослых, чтобы он чего-нибудь не повредил.
— Не расстраивайтесь, — сказала Бетти, вылезая из шалаша и успокаивающе хлопая его по руке. — Ник разрешит вам поиграть в своем. Правда, Ник?
Лоренс уже догадался, что младшего, которому было лет одиннадцать, звали Ник. А старшего, приблизительно четырнадцатилетнего, — Мэтт. Ему не хотелось спрашивать у них о родителях. Он почему- то чувствовал, что оба умерли… во всяком случае, никто ни разу о них не упомянул. Дети говорили только о Мэй.
— Конечно, пожалуйста, — сказал Ник, раздвигая листву и открывая внутренность своего шалаша, в котором стоймя стояло полено, очищенное от коры. — Видите, у меня есть стол. При необходимости он может быть и стулом.
Дети выжидающе смотрели на него, и Лоренс почувствовал, что просто обязан согнуться в три погибели и протиснуться сквозь кусты в это маленькое пространство.
— Можете сесть на стул, — великодушно предложил Ник, присоединяясь к нему.
Лоренс уселся с трудом, поскольку мешали его длинные ноги, и Ник отпустил ветки. Они сразу же оказались в зеленом полумраке, слегка подсвеченном лучами заходящего солнца, пробивающимися сквозь густую листву. Они с трудом различали друг друга.
— Здорово, правда? — спросил Ник.
— Да, — согласился Лоренс, жалея о скудости познаний в области детского языка.
Ему почти не приходилось общаться с детьми. Должно быть, Бетти, Нику и Мэтту туго приходится без родителей; хорошо еще, что у них есть сестра. Его губы иронично изогнулись. Ну же, давай, будь честным до конца, сказал он себе: у этих детей более счастливая жизнь, чем когда-либо была у тебя! Будь его воля, он с радостью поменялся бы местами с маленькими Селлерсами. Он видел, как интересна, насыщенна их жизнь, какую любовь и благодарность испытывают они к своей сестре.
— Сколько лет Мэй? — спросил он у Ника.
— На будущей неделе исполнится двадцать четыре. А вам?
Лоренс поморщился.
— Я намного старше.
— У вас есть дети?
— Нет. — Да Лоренс никогда особенно и не хотел их. Интересно, подумал он вдруг, была бы моя жизнь богаче, теплее, имей я ребенка?
— Вы женаты? — Ник был наделен неукротимой любознательностью детектива: вопросы из него так и сыпались.
— Нет.
— А девушка у вас есть?
Лоренс уклончиво ответил:
— Возможно. А у тебя?
Ник рассмеялся.
— Возможно.
Паренек все больше нравился Лоренсу. Оба вздрогнули, услышав громкий голос, донесшийся от дома.
— Эй вы все, идите ужинать и захватите с собой мистера Хейза, если еще не потеряли его!
— Мэй, — пояснил Ник.
— Я узнал ее голос. — Не говоря уж о манере говорить о нем скорее как о свертке, нежели как о мужчине.
Значит, ей почти двадцать четыре? А ведь ему она казалась совсем девчонкой. У нее такая чистая, сияющая кожа и такой прямой взгляд, свободный от притворства и замкнутости, свойственных взрослым! И ни капли деликатности в придачу, мрачно подумал Лоренс, вспомнив, как она приставала к нему, принуждая прийти сюда.
— А ведь между Мэй и Мэттом большая разница в возрасте, не правда ли? — Почему родители так долго ждали, прежде чем завели следующего ребенка?
— Наша мама — не ее мама! — сказал Ник таким тоном, словно Лоренс должен был об этом знать или хотя бы догадаться. — Мама Мэй умерла, когда та родилась, и папа женился на нашей маме.
Лоренс уставился на него.
— О, так, значит, она не…
Прежде чем он успел закончить, Ник выпалил с явным возмущением:
— Все равно она наша сестра! Ей было пять лет, когда папа женился на маме, и она любила нашу маму — она много раз нам об этом говорила. Ей нравилось, что у нее, как и у всех, есть мама, а потом, когда мы родились, мы стали настоящей семьей.
Лоренс еще никогда не чувствовал себя таким бесчувственным чурбаном.
— Конечно, — поспешно сказал он, мучительно покраснев.
Листья раздвинулись, и в просвете появилась Бетти.
— Нам лучше пойти. Она очень сердится, когда опаздывают к столу.
Лоренс был рад сбежать от прямого, обвиняющего взгляда мальчика и стал поспешно продираться сквозь кусты. Значит, Мэй — их сестра по отцу. Они явно восхищаются ею, а она без слов понимает их… Двадцать четыре — совсем немного. Он без особого успеха попытался припомнить себя в этом возрасте. Ладно, Бог с ними. Ужинать он не останется, а вызовет такси и вернется в покой и безопасность привычного мира.
Однако подобная перспектива почему-то мало его привлекала. Пошарив в холодильнике, он мог бы найти какую-нибудь еду, остановившись скорее всего на бутербродах с сыром или чем-то еще, столь же