существовал воздушный мост с Берлином, в Пуэрто-Рико уже было совершено покушение на Трумэна. О Галиндесе говорили, что он коммунист, но говорили также, что он гомосексуалист и исчез, влипнув в какую- то темную историю с голубыми. У него не было прочных связей с женщинами, хотя он всегда бывал обворожителен в дамском обществе. Нет, нет, не верьте этим слухам, будто бы у него был сын от какой-то доминиканки. Мне всегда казалось, что это перепев истории о Деве Марии и Святом Духе, простите за непочтительность, но я скептик во всем, что касается католицизма. Вы сами католичка? Ах, мормонка. Нет, порядочность Галиндеса всегда была выше всяких подозрений, и лендакари Агирре это подкрепил, заявив: «Я ручаюсь за порядочность Галиндеса». Обратите внимание, сеньорита: «Я ручаюсь за порядочность Галиндеса»!» Этот старик, закутанный в плед, не сказал тебе тем зимним утром в Сан-Хуан-де-Лус, что Агирре сделал самое малое из того, что мог. Он втянул Галиндеса во все свои авантюры, во все свои победы и поражения, как в Санто-Доминго, так и в Нью-Йорке. Упрямый профессор ослушался его только однажды, решив опубликовать свою диссертацию о Трухильо. «Поговаривали, сеньорита, что Галиндеса видели в Гаване, когда ее освободил Кастро, что с миллионом долларов в кармане он бежал на советской подлодке; а какой-то франкистский журналист, работавший в Нью-Йорке корреспондентом, сравнил Галиндеса с известным испанским плейбоем Порфирио Рубиросой. Кажется, того типа звали Мануэль Касарес; впрочем, какое это имеет значение: тогда в Испании все газеты были одинаковыми. Правительство Испании повело себя самым постыдным образом: палец о палец не ударило, чтобы спасти Галиндеса, а если и пошевелилось, то лишь для того, чтобы напустить еще больше тумана и скрыть преступную роль правительства. Возможно, досье еще сохранилось в Министерстве иностранных дел Испании. Послом в Вашингтоне тогда был Хосе Мариа де Арейлса, а в ООН – Лекерика, хорошенький баскский тандем: старый баск и молодой баск. Галиндес был для Испании зловещей фигурой в тот период, когда франкисты рвались в ООН: он как никто противился этой идее и так с ней и не смирился. Обратите внимание, какой грустью пронизана его статья, написанная накануне Рождества 1955 года, затри месяца до его исчезновения. Это грусть Галилея, сказавшего: «А все-таки она вертится». Страны мира смирились с франкистской заразой, приняв Испанию в члены ООН. Галиндес был бунтарем, внутренним бунтарем с внешностью джентльмена. Прочтите этот текст, сеньорита, в нем – весь Галиндес: «Как легко было бы приспособиться ко всем условностям – былое величие Испании, святая религия наших предков, уважение к сильным мира сего! Я бы хотел быть богатым, очень богатым, но только для того, чтобы сразиться с ними. В их гостиных я задыхаюсь и выхожу оттуда раздраженным. Мой народ – это простые люди, которые смеются и поют, когда им хочется, которые искренни в своих чувствах. В светских гостиных с их фальшивыми чувствами, ложью и лестью я задыхаюсь. Сегодня вечером от представителя страны, где миллионы рабов-индейцев, мне пришлось слушать восхваления Кортеса и Писарро, которые…оставили нам в наследство расу, кровь и религию… Разве этому учит религия наших отцов, религия Христа? Я слышал, как другие призывают меня забыть то, что нельзя забыть, потому что за это пролили кровь мои братья, павшие в горах Страны Басков. Я не верю в эти лживые слова. Я стремлюсь к тому, в чем нет лжи. На висках моих уже появляется первая седина: молодость уходит. Но я буду продолжать бороться, пусть никто не верит мне и не идет по моим стопам. За мной пойдут мои воспоминания и мои стремления. Стремления, сам не знаю к чему. Иногда я бодрствую, и меня обступают сны: они приходят еще до того, как другой, настоящий сон заставит меня забыть все, даже собственное одиночество. В этих снах наяву мне видится, будто я сражаюсь с ветряными мельницами, творя справедливость, которая живет в моем сердце и которую я отождествляю с Господом. Этот Господь живет не в позолоченных церквях, где кардиналы курят фимиам сильным мира сего, – моего Господа я встречаю, когда брожу один по горам и заглядываю в маленькие церкви, куда не ходит никто. Я – баск. Одни смеются надо мной, другие меня ненавидят. И это все, что остается у меня, когда накатывает безнадежность и я один брожу по улицам. Я – баск, и где-то там, далеко, есть местечко, откуда я родом. Я – ничто, просто горстка страстей и неуемных желаний. Но я – часть этого народа, часть людей, которых я вижу в своих снах наяву, когда в национальных одеждах они спускаются с гор или гуляют на ярмарках, бродят вечером по зеленому, играют в мяч, выходят в море на лов рыбы; я вижу, как они поют и как они молятся, – веками. Я один, наедине со своими тревогами и заботами. Но я буду идти вперед, хотя никто меня тут не понимает. И однажды я успокоюсь навеки под огромным тополем, который выбрал на вершине холма, откуда видны мои родные места, и буду лежать там наедине с моим дождем и с моей землей. Они меня поймут, наконец». Простите, сеньорита, но я никогда не могу читать это без слез. Я не знаю, плохо или хорошо это написано, но слова Галиндеса проникают в душу каждого баска, живущего в изгнании. Я думаю, они порождены тем настроением, которое охватило Галиндеса и всех нас, когда мы увидели, что Франко получил благословение Ватикана, Вашингтона и ООН. Это было, словно спустя всего десять лет после Второй мировой войны реабилитировали Гитлера и Муссолини. Вступление Испании в ООН никак не повлияло на судьбу Галиндеса: его бросили на произвол судьбы и палачей, а испанская дипломатия умыла руки. Ведь, в конце концов, Галиндес принадлежал к лагерю проигравших войну. Я не знаю, предпринимала ли испанская дипломатия какие-нибудь шаги. Я не знаю, сделал ли она что-нибудь плохое, но хорошего, о котором, по крайней мере, было известно, – ничего». «Сеньору Дону Франсиско Фернандесу Ордоньесу, Министру иностранных дел, Мадрид. Глубокоуважаемый сеньор министр! Я – американская исследовательница и работаю в Испании над своей докторской диссертацией, которая посвящена баскскому эмигранту, профессору Хесусу Галиндесу, похищенному в Нью-Йорке 12 марта 1956 года сподручными Трухильо и бесследно исчезнувшему. Мне известно, что в возглавляемом Вами Министерстве имеется досье, связанное с этими событиями. С учетом того, что с означенных событий прошло более тридцати лет и они стали фактом истории, мне бы хотелось ознакомиться с документами этого досье, что может иметь большое значение для моей работы. Я сознаю, что обращение непосредственно к Вам, сеньор министр, является большой смелостью с моей стороны, но очень прошу Вас разрешить мне ознакомиться с материалами архива Министерства. С уважением…» – «Все, Мюриэл, готово. Кто будет возражать против ознакомления с материалами эпохи фараона Аменемхета Второго? Я уже поговорил с парой людей в Министерстве, дело в шляпе». – «Госпоже Мюриэл Колберт. Уважаемая госпожа Колберт! Я получил Ваше письмо, в котором Вы пишете о теме своего научного исследования. Она представляется мне очень интересной. Хочу сообщить Вам, что с моей стороны нет никаких возражений против Вашей работы в архиве Министерства, однако у меня нет сведений о существовании досье, связанного с делом Галиндеса прискорбным фактами, о которых Вы пишете. Для облегчения Вашей работы я рекомендую Вам связаться с заведующей Генеральным архивом и Библиотекой Министерства Доньей Марией Хосе Лосано Ринкон. Надеюсь, она поможет найти интересующие Вас материалы о Галиндесе. С уважением. Франсиско Фернандес Ордоньес».
Сеньора или сеньорита Лосано Ринкон – женщина в предпенсионном возрасте; лицо ее озаряется, когда она узнает, что ее имя упомянул в письме сам министр.
– Неужели он говорит обо мне?
Ты протягиваешь ей письмо.
– Да, действительно, ему известно мое имя: вот он пишет – донья Мария Хосе Лосано Ринкон. Это я.
– Да.
– Подумать только: сеньору министру известно о моем существовании и об этом отделе Министерства.
– По всей видимости, да.
Женщина смотрит на тебя с уважением и благодарностью: на краткий миг ты извлекла ее из этого хранилища бумаг и помогла перенестись на верхние этажи старинного здания, некогда образца гармонии, теперь превратившегося в смешение всех стилей. На первом этаже теперь стоит никому не нужная мебель, ящики для отправки в консульства, разбросанные по всему миру, выставочные витрины, под стеклами которых хранятся старинные мирные договоры; хранятся еще с тех времен, когда в этом дворце жил маркиз де Санта-Крус. Кажется, что это министерство отступившей страны – неважно, откуда, может, из своего прошлого, но кажется, что здесь проходит инвентаризация старой мебели. А в читальном зале архива неспешные служащие, студенты, исследователи и сонные библиотекари. Ты знакомишься с картотекой. Фонд Р-4850, дело 51. Деятельность в Америке баскского эмигранта Хесуса де Галиндес Суареса. Фонд Р- 3733, дело 71. Присвоение степени магистра права баскскому эмигранту Хесусу де Галиндес Суаресу. Фонд Р-5596, дело 15. Исчезновение в Нью-Йорке Хесуса де Галиндес Суареса. Фонд Р-5979, дело 30 и дело 31. Исчезновение в Нью-Йорке баскского эмигранта Хесуса де Галиндес Суареса.
– Только до 1962 года, сеньорита. Можно знакомиться только с документами, срок давности которых
