– Я не знаю, почему он ушел. Я никогда этого не понимала. Я любила его! – Теперь она вся тряслась от рыданий, и он машинально похлопал ее по голому плечу:
– Ну, не плачь. Не выношу, когда женщины плачут. – Деклан невольно поддался на ее игру. Или эти слезы все же были настоящими?
– Значит, ты не станешь ненавидеть меня? – Она подняла глаза, размазывая по щекам остатки грима. Без него она опять показалась ему красивой – и даже трогательной в своем отчаянии.
– Конечно, я не стану тебя ненавидеть. Скорее, я разочаровался.
– И мы сможем снова встретиться? – Теперь она была как маленькая девочка, котенок, играющий с бабочкой.
– Обязательно – если ты этого захочешь. – «Я должен разгадать, что же все-таки кроется за этой игрой», – подумал он.
– Деклан, можно тебя о чем-то спросить? – Ее нежные белые пальчики переплелись с его сильными загорелыми пальцами.
– Спрашивай.
– Это ты подложил сглаз в кровать к Кэтрин?
– Что? – Он окаменел, не веря ушам.
– Это ты подложил сглаз Кэтрин?
– Но отчего, скажи на милость, я бы хотел так поступить? – отвечал он вопросом на вопрос.
– Потому что она не позволяет тебе захватить тот кусок земли. Потому что она чужеземка, захватчица.
– Боже милостивый! – Он запрокинул голову и расхохотался. – Да ты, я вижу, не очень-то высокого мнения обо мне, да?
– Я просто хочу знать. Она – моя подруга, – с чувством заявила Элиза.
Глаза, перехватившие ее взгляд, были ледяными, и он сказал:
– Помните, моя милая, совсем недавно я спросил вас, не поклонница ли вы Вуду, а вы стали заботливо интересоваться, не я ли сглазил Кэтрин. Я ведь уже тогда дал вам понять, что если бы сделал это, то и не подумал вам в этом сознаваться.
Он ненадолго задержался здесь, торопливо одевшись и помогая Элизе разыскать и управиться с частями ее наряда. Она оказалась гораздо более пьяной, чем он предполагал. Наконец они направились обратно к дому.
Ти-Жан, эбонитовая фигура на фоне эбонитовых стволов деревьев, наблюдал за их прогулками. Неусыпный страж, он служил глазами и ушами своему дяде Анри, забывшемуся беспокойным старческим сном в своем закутке на кухне.
Воздух был теплым и влажным, полным различных запахов, как приятных, так и не очень, звенящим от трелей певчих птиц и жалобного воркования лесных голубей. Кэтрин ехала верхом вдоль кромки берега, с дороги была видна Миссисипи, чьи бурые воды несли на своей могучей груди огромные древесные стволы и оторванные ветром сучья по направлению к устью. Спокойные в эти дни, ее предательские волны в любой момент могли взбунтоваться, разнести на куски все сооруженные человеком преграды и залить многие квадратные мили, неся с собою опустошение и смерть.
Эта территория затопляемой дельты как нельзя лучше подходила для обитания индейцев коста, которые жили тысячелетиями до того, как появился белый человек, размышляла Кэтрин. Но вот может ли она служить местом обитания для европейца?
Седрик успел многое узнать из истории этого края и делился добытыми сведениями с ней, и ей ничего не оставалось, как принять его точку зрения. Некий француз, господин Бьенвиль, воспылал любовью к этой реке, к ее берегам и к озеру неподалеку и основал здесь город Новый Орлеан. «Он должен был быть великим романтиком, – усмехнулась Кэтрин, отпуская поводья и предоставляя своей лошади возможность не спеша трусить следом за более горячим жеребцом Адриена. – Или же это мог быть одержимый, любой ценой желавший оставить после себя след в истории».
С наступлением весны душный субтропический воздух наполнялся полчищами москитов. Со стороны болот постоянно наступали непроходимые заросли кустов и деревьев. Водяные змеи беззвучно сновали туда-сюда в темной жиже. Несомненно, Всевышний и помыслить не мог о том, что в таком месте кому-то придет в голову возвести город – зажатый между гигантской рекой и озером, погруженный в трясину на шесть футов ниже уровня моря.
А вот у Адриена, чистокровного креола, таких мыслей не возникало. По нему, его Новый Орлеан и окрестности – родной дом, а потому выше всяких замечаний. Он никогда и не бывал в других странах, хотя и строил смутные планы когда-нибудь побывать в Париже. Утром он пригласил Кэтрин проехаться с ним верхами до Валларда, объясняя это необоримым желанием взглянуть на отчий дом – или то, что от него осталось. И они отправились в путь с рассветом, когда над болотами еще лежал туман.
– Разве мы не возьмем с собою Элизу, – напомнила она.
– Полагаешь, тебе все еще нужна дуэнья? – захохотал Адриен. – Но ведь мы помолвлены, ma doucette.[25] Более того, мы уже стали любовниками. Элиза все поймет, да и вряд ли она будет нам благодарна за столь раннюю прогулку.
– А твоя мама?
– Она тоже крепко спит. Я вчера вечером говорил ей, что собираюсь поехать в Валлард и взять с собою тебя, и она во всем одобрила мой план.
Ему ни в чем невозможно было отказать: тихий рассветный час, ощущение интимности оттого, что только они двое во всем доме не спали, сумрак и специфический запах конюшни – все это околдовало ее. Она позволила Адриену вывести из стойла свою лошадь, оседлать ее и помочь усесться верхом. Смуглолицый юноша в прекрасно пошитом костюме для верховой езды, подчеркивавшем широкий разворот прямых плеч, стройную спину, узкую талию, красиво вылепленные ноги в туго обтянувших их бриджах. «Мой любовник», – повторяла про себя Кэтрин, приходя в возбуждение от одних этих слов. Сомерсет, миссис
