– Возможно, так оно и есть, – отвечал Уоллер, хотя за время их непродолжительного визита во время похорон успел прийти к убеждению, что вряд ли у викария водились деньги и что будущее Кэтрин весьма туманно. А перебросившись с миссис Даулинг парой слов, он окончательно уверился в этом. Хотя экономка не сказала ничего лишнего, Уоллер оказался довольно проницательным.
Седрик наполнил легкие ароматным дымом и задумчиво нахмурился.
– Но она ни словом не обмолвилась ни о чем подобном, Уоллер. Нет, скорее всего какой-то лондонский стряпчий просто старается заманить ее к себе. Уверяет, что у него есть дело крайней важности и все такое.
– Несомненно, сэр, – отвечал Уоллер, бросив взгляд на малахитовые часы, обрамленные парой бронзовых рыцарей, водруженные в самый центр каминной полки. Его хозяину пришло время заняться своим туалетом, и все остальные заботы откладывались в сторону. – Наполнить вам ванну, сэр? – предложил он.
– Да, да, – Седрик швырнул сигарету в огонь, поднялся с кресла, зевнул и потянулся так, что хрустнули кости. – Упакуй саквояж и вели Джаппу приготовить карету. Мы сейчас же отправляемся в Сомерсет.
– Леди Геррик ожидает вас к ланчу, сэр.
– К черту леди Геррик!
– Истинно так, сэр.
На исходе дня карета лорда Седрика вкатилась в ворота дома викария. Прекрасные лошади из его конюшни без труда покрыли расстояние в сорок миль, не требуя подмены на почтовых станциях.
Едва миновав широкие бульвары и людные улицы возле моста Клифтона, Седрик распахнул окошко и невольно задумался о тех, кто жирел и наживался на горе и унижениях других людей, кто строил особняки буквально на костях чернокожих. Кое-кто из его круга занимался этим ремеслом и теперь извлекая огромные прибыли из торговли сахаром и табаком, но потомки этих дельцов старались не вспоминать об источнике своего богатства и вовсю занимались благотворительностью, учреждая школы, дома для сирот, колледжи и публичные библиотеки, дававшие множество рабочих мест трудовому люду Бристоля, а им самим – новые звания и титулы.
«Уилберфорс положил этому конец, – подумал Седрик, откинув голову на подголовник и почти засыпая. – Уилберфорс и Гражданская война в Штатах. Освобождение рабов? Какая ерунда! Бедняги по- прежнему остаются рабами, и слава Богу, что я не родился одним из них».
Он уже спал, когда карета покатилась по Парк-стрит и принялась петлять среди доков, фабрик и складов, служивших источником средств для того экстравагантного образа жизни, который он вел. Пробираясь между повозками, фургонами, наемными экипажами и изящными каретами, Джапп, возвышавшийся на козлах подобно ведущему бой адмиралу флота, повелительными окриками и ударами хлыста расчищал лошадям дорогу, ведущую к Бедминстерскому аббатству и источнику.
– Мы на месте, сэр. – Мягкий голос Уоллера, прозвучавший над самым ухом лорда Седрика, разбудил его через несколько часов. Дверь кареты была уже распахнута, а металлическая подножка предупредительно опущена.
Не успел Седрик прийти в себя, как на пороге кухни появилась Кэтрин. Замерев на мгновение, она бросилась ему навстречу:
– Дядя Седрик! Вы приехали. А я даже не была уверена, что вы еще в Англии. Я и не ожидала – хотя вы написали мне…
– Лучше всего было явиться самому, моя милая. – И, с улыбкой взглянув на нее, он невольно отметил, что хорошие портные без всякого труда выявят все ее скрытые совершенства, какой бы усталой она сейчас ни казалась.
– Входите, входите, – приглашала она. – Ох, право же, миссис Даулинг упадет в обморок. Знаете, ваши приезды для нее все равно что визиты особ королевской крови!
Кэтрин подхватила его под руку и увлекла в дом, в то время как Уоллер занимался багажом, а Джапп с помощью Кларка распрягал лошадей. Седрик окинул взглядом неуклюжий дом красного кирпича с готическими окнами, покрытой шифером покатой крышей и входной дверью, смутно напоминавшей арку, описанную в Экклезиасте. Выполненные довольно коряво резные украшения на ней давно облупились и молили о слое свежей краски.
Ветерок играл в кронах деревьев, лучи заходящего солнца падали на далекие вершины Мендипских гор, заливая их алой краской. Седрик невольно поежился в своем теплом пальто, ощутив холодное дыхание гор. Даже в тот свой летний приезд, когда они с Джоном верхами ездили в Придди осматривать руины римской крепости, Седрик не поборол своей неприязни к Мендипам. Слушая восторженные рассказы друга об огромных пещерах, вырубленных в монолитной скале древними сборщиками меда, или о непроницаемо- черном озере, прослывшем бездонным, Седрик не изменил своего мнения. И уж конечно, его не приводили в восторг гадюки, гревшиеся на залитых солнечным светом валунах. Эти места подходили мальчишествующему Джону, который, утратив Дебору, стал мечтателем и домоседом, добровольно затворившимся в физическом пространстве своего кабинета и духовных рамках религиозного подвижничества. Но это место никак не подходило юной девушке, волею судеб оставшейся одной.
Седрик высказал эти соображения за ужином. Хотя пламя вовсю полыхало в камине за металлической решеткой, отполированной до блеска графитной смазкой, обеденная зала казалась неуютной и какой-то нежилой. Седрик решил, что викарий с дочерью нечасто пользовались этим помещением: здесь почти не было тех маленьких примет, по которым можно угадать характер хозяев и которые в избытке встречались в других комнатах. Стены, оклеенные дешевыми обоями, были увешаны литографиями с иллюстрациями к Ветхому Завету. Они изрядно выцвели, поскольку висели здесь не меньше десятилетия, вероятно оставшись еще от прежних хозяев. Мебель была на редкость неуклюжа, а потертые линялые занавеси на окнах завершали впечатление заброшенности, лишь слегка смягченное семисвечным серебряным канделябром, водруженным посреди стола.
Неверный мигающий свет падал на лицо сидевшей напротив Седрика Кэтрин. Ее красоту не назовешь романтической, думал он, но лицо поражает неповторимым сочетанием ярко-голубых глаз, прямо очерченного горделивого носа и благородной формы рта. Необычная красота, запоминающаяся надолго, не в пример многим.
– Моя дорогая, мне кажется, что вам не следует оставаться одной, – начал он, когда миссис Даулинг собрала посуду и подала кофе.
Экономка, эта неутомимая, энергичная женщина, на которой явно держался весь дом, устроила
