даже не думает посмотреть на часы, а между тем уже поздний вечер! Он перебудил всех соседей, я не сплю сейчас случайно из-за нашей вечеринки, а то бы он разбудил и меня». – Вероника возмущенно покачала головой.
Сеньор Альварадо не вызывал у нее никаких чувств, кроме отвращения.
Габриэль внезапно перестал радоваться.
– Ну ладно, Сибилла, – миролюбиво сказал он, покачнувшись. – Не хочешь, не заходи в мой дом… – Он помолчал. – Я сам не хочу, чтобы ты в мой дом заходила! – Мужчина подошел к автомобилю вплотную и протянул руки к той девушке, что сидела за рулем. – Может быть, ты, Лика, зайдешь?
«Глупые девчонки, давно надо было уехать! – с досадой подумала Вероника. – Расхлебывайте теперь!»
– И не подумаю! – гордо расправив плечики, ответила Лика.
– Вы лучше йодом смажьте вашу царапину, – посоветовала Сибилла. – Не то произойдет заражение крови и вы умрете…
– … в расцвете лет! – хихикнула подруга.
Альварадо облизнул разбитые губы.
– Спасибо, крошки, – сказал он. – Большое спасибо за совет…
Он отошел от автомобиля и стал весьма церемонно раскланиваться.
Лика дала газ, а Сибилла сделала прощальный жест ручкой:
– Всего хорошего, сеньор Альварадо! Желаем вам меньше пить и больше заниматься спортом!
Габриэль выбежал на проезжую часть, схватил с земли камешек и запустил вслед автомобилю.
– …вертихвостки! – услышала Вероника конец фразы, которой сосед охарактеризовал поведение девушек.
Вероника усмехнулась и отошла от окна.
Обнявшись, в комнату вошли со счастливым видом молодожены.
– Сеньора Монтейро, я пообещал Валентине, что больше не буду так себя вести, – обратился к хозяйке дома молодой человек. – Обещаю и вам.
4
Было утро. Хосе и Валентина лежали на широкой постели. Кровать была их первой совместной покупкой, Валентина настояла на замене раздвижного диванчика, на котором до того ночевал Хосе.
– Неужели ты против покупки хорошей кровати, Хосе? – спрашивала Валентина, ласково заглядывая в глаза мужу и прижимаясь к нему всем телом.
– Не могу понять, почему ты придаешь такое значение кровати, не все ли равно, на чем спать? – недоумевал Хосе.
Он готов был согласиться, а возражал скорее по инерции, так как из-за своей мужской гордости не мог показать, что жена права.
– Какой ты глупый! – шутливо притопывала ногой Валентина. – Неужели на кровати только спят?
В итоге диванчик перекочевал из спальни в общую гостиную, а его место заняла роскошная двуспальная кровать с резными спинками и шелковым постельным бельем.
Хосе с опаской ложился под атласное одеяло в первый раз, однако очень скоро привык и оценил прелесть их первой общей покупки. Вставая по утрам, он старался не разбудить жену. Ему нравилось смотреть, как она спит. В это время лицо Валентины приобретало какое-то детское выражение, выражение безмятежного спокойствия. Очень часто она улыбалась во сне, а на вопросы Хосе, что ей снится, отвечала, что видит во сне его.
Дыхание Валентины было тихим, ровным и даже ласковым. Хосе сам придумал это определение – ласковое дыхание. Он мог часами не спать, прислушиваясь к родному «ласковому» дыханию.
Но если Валентина спала совершенно спокойно, то о Хосе этого сказать было нельзя.
Обычно после их близости молодой человек отодвигался на противоположный от Валентины край кровати и накрывался с головой. Супруге он объяснял, что ему по ночам бывает холодно, но на самом деле он просто не хотел, чтобы Валентину тревожил его неспокойный сон.
Вот и сейчас Хосе тихо постанывал во сне, губы его то подрагивали, то внезапно крепко сжимались, дыхание было неровным и хриплым.
Пронзительно зазвенел будильник.
Хосе широко открыл глаза и, ничего не понимая спросонья, обвел комнату отсутствующим взглядом. Он сделал над собой усилие и дрожащей рукой выключил трезвонящий будильник.
В наступившей тишине юноша снова откинулся на подушку. В висках стучало, в горле пересохло, как будто Хосе вчера вечером предавался безудержному пьянству.
Однако вечером Хосе не пил ни капли.
Рядом зашевелилась Валентина. Повернувшись к мужу, она посмотрела на него и спросила:
– Эй? С тобой все в порядке? – при этих словах она положила руку на плечо Хосе.
Молодой человек повернулся к ней.
– А? – спросил он. – Что ты говоришь?
