– И я желаю его смерти, – добавила Вероника и всхлипнула.
– Милая, успокойся! Я тебя понимаю! – воскликнула на другом конце провода Мария Тольса. – С одной моей подругой произошло нечто подобное. Ее муж завел интрижку. Так вот, она мне рассказывала, что каждый раз, когда муж летал на самолете – а ему приходилось часто летать в командировки, – она представляла, как самолет разбивается. Она представляла, как она будет одета на его похоронах, прикидывала, кого пригласит на поминки… Она думала о том, с кем начнет встречаться после окончания траура… И после всего этого, говорила она, ей становилось легче!
– Ужас! – воскликнула Вероника. – Неужели я похожа на эту твою знакомую?
– Увы, это так, – сказала Мария после непродолжительного молчания.
Друзья Фернандо были приглашены на очередную годовщину свадьбы. Вероника готовила весь день, слава богу, она приобрела уже достаточный опыт и ее душевное состояние не сказывалось на качестве приготовленных ею блюд.
В конце ужина, когда тарелки опустели и Вероника получила множество заслуженных похвал ее кулинарного искусства, на столе появилось несколько бутылок вина и вазы с фруктами.
Захмелевший Фернандо рассказывал Михелю Гонсалесу:
– …стоял огромный стол…Не такой, как этот, а по-настоящему огромный. Прямо как аэродром! На нем – сотни, сотни таких аккуратных коричневых пакетов, сложенных в аккуратные, ровные штабеля. И посреди этого – огромная куча разбитого фарфора.
Монтейро помогал себе, жестикулируя руками. Михель и Леона Гонсалес, а также супруги Альтамирано слушали рассказчика, не перебивая.
Вероника мыла посуду, но хорошо слышала рассказ Фернандо, долетавший до нее через раскрытые двери гостиной.
– Но почему – куча? – неожиданно спросил Михель.
Фернандо поднял брови. Внезапный вопрос сбил его с мысли.
– Что? Что ты сказал?
– Я спросил, почему – куча фарфора?
– А-а-а… – Фернандо махнул рукой. – Откуда я знаю, почему там была куча? Потому что это была разбитая посуда. Разбили и свалили в кучу…
– Фернандо! – сказала Вероника, выключив воду. – Ты хотя бы помнишь, о чем рассказываешь?
Она чувствовала усталость и раздражение оттого, что Фернандо выпил лишнее, что он нудно рассказывает глупую бесконечную историю, что вечер не удался и длится бесконечно.
«Стоило ли вообще устраивать вечеринку по поводу годовщины нашей свадьбы? – подумала женщина. – Разве наша семейная жизнь стоит того, чтобы отмечать ее начало?»
– Не мешай! – бросил Фернандо в сторону жены. – Занимайся там сво…сво…ими делами.
Михель и Роман посмотрели на Веронику с осуждением, их жены – сочувственно.
«У него уже язык заплетается, – подумала Вероника. – Не хватает только, чтобы его начало тошнить!»
– Мы долго спорили, кто это все себе возьмет, – медленно продолжал рассказ Фернандо. – Потом ты нас всех все-таки убедил, сказал, что мы все по очереди будем это брать к себе домой.
– Ну и что? – тупо спросил Михель, который тоже выпил порядочно.
Монтейро кивнул в сторону кухни, где громоздилась еще не вымытая Вероникой посуда.
– Так вот! – с глупой ухмылкой закончил рассказ Фернандо. – Теперь наступила твоя очередь тащить все это к себе!
Роман засмеялся, а Михель от удивления вытаращил глаза.
Более трезвые женщины ничего не поняли.
– Не обращай на них внимания, Мерседес! – сказала Леона. – Мужчины всегда несут какую-то чушь, когда выпьют…
Вероника присоединилась к гостям.
– Терпеть не могу, когда мужчины пьют. Как их отучить?
Мерседес с грустным видом теребила салфетку.
– А что тут можно сделать? – Леона пожала плечами.
В конце концов гости собрались расходиться.
– Время позднее, а дорога дальняя, – проговорил Роман Альтамирано, вставая и застегивая пиджак. – Нам еще ехать и ехать. На другой конец города, между прочим.
– И, между прочим, очень осторожно, – добавила Мерседес. – И по боковым улочкам, где нет дорожной полиции. Потому что Роман выпил.
– И еще потому, что моя жена до сих пор не получила прав! – шутливо огрызнулся Роман.
Мерседес так посмотрела на него, что Роман пожалел о сказанном.
Сеньора Альтамирано с любезной улыбкой стала прощаться с хозяевами. Особенно теплые слова благодарности за проведенный вечер предназначались Веронике, которую Мерседес жалела и которой сочувствовала.
