судьей за свое поведение. Большая часть нравственных действий обусловлена там волей отца, мужа, господина и определяется ими, а не судьями.
Я забыл сказать, что так как то, что мы называем честью, почти неизвестно в этих государствах, то все дела, касающиеся этого предмета и занимающие у нас такое огромное место, там совсем не существуют. Деспотизм является самодовлеющим, вокруг него все пусто; поэтому путешественники, описывая страны, где он царствует, редко говорят нам о гражданских законах.
Итак, там устранены всякие поводы к тяжбам и процессам. Этим отчасти объясняется, почему там так сурово обращаются с тяжущимися; несправедливость их притязаний, не будучи прикрыта, ограждена и замаскирована бесконечным множеством законов, выступает во всей своей наготе.
ГЛАВА II
О простоте уголовных законов в различных видах правления
Постоянно приходится слышать, что следовало бы везде отправлять правосудие так, как в Турции. Неужели только самые невежественные народы ясно уразумели то, что всего важнее в мире понимать людям?
Если вы взглянете на судейские формальности с точки зрения тех затруднений, которые встречает в них гражданин, добивающийся возвращения своего имущества или получения удовлетворения за нанесенную ему обиду, то вы, конечно, найдете, что их слишком много. Если вы рассмотрите их с точки зрения их отношения к свободе и безопасности граждан, то вы нередко найдете, что их слишком мало, и увидите, что все эти затруднения, издержки, проволочки и самые ошибки правосудия являются той ценой, которою каждый гражданин оплачивает свою свободу.
В Турции, где очень мало заботятся об имуществе, жизни и чести подданных, все тяжбы оканчиваются тем или другим решением очень быстро. Самый способ решения безразличен — лишь бы только решить. Паша, собрав некоторые сведения о деле, распределяет по внушению собственной фантазии палочные удары по пяткам тяжущихся и отсылает их по домам.
И там было бы очень опасно увлекаться страстью к тяжбам: эта страсть предполагает жгучую жажду добиться правосудия, ненависть, неугомонную деятельность ума, постоянство в преследовании цели. Всего этого следует избегать в государстве, где не разрешается иметь никакого иного чувства, кроме страха, и где все внезапно и непредвиденно приводит к революциям. Здесь каждый должен понимать, что для него лучше, если должностные лица вовсе не будут знать о его существовании, и что безопасность его личности зависит от ее ничтожества.
Но в умеренных государствах голова малейшего из граждан имеет определенную ценность; здесь гражданина лишают имущества и чести только после долгого и внимательного расследования; здесь у него отнимают жизнь только тогда, когда само отечество выступает против него; но, выступив против него, оно предоставляет ему всевозможные средства защищать себя.
Поэтому всякий человек, власть которого близится к абсолютизму, начинает прежде всего заботиться об упрощении законов. В таком государстве обращают более внимания на устранение разных отдельных неудобств, чем на свободу подданных, о которой совсем перестают заботиться.
Мы видим, что в республике необходимо по меньшей мере такое же количество формальностей, как и в монархии. В том и другом правлении число их увеличивается с возрастанием уважения к чести, имуществу, жизни и свободе граждан.
Все люди равны в республиканских государствах, они равны и в деспотических государствах: в первом случае — потому, что они — все, во втором — потому, что все они — ничто.
ГЛАВА III
В каких правлениях и в каких случаях должно судить по букве закона
Чем более правление приближается к республиканскому, тем определеннее и точнее становится способ отправления правосудия. Большим недостатком Спартанской республики было то, что эфоры судили там произвольно, не руководствуясь никакими законами. В Риме первые консулы судили, как эфоры; неудобства этого суда вскоре стали очевидными, и были созданы определенные законы.
В деспотических государствах нет закона: там сам судья — закон. В монархических государствах есть законы, и если они ясны, то судья руководится ими, а если нет, то он старается уразуметь их дух. Природа республиканского правления требует, чтобы судья не отступал от буквы закона. Там нельзя истолковывать закон во вред гражданину, когда дело идет о его имуществе, его чести или его жизни.
В Риме судьи выносили решения только по вопросу о виновности подсудимого в известном преступлении, а наказание назначал закон, как это видно из различных созданных там законов. Точно так же и в Англии присяжные решают лишь вопрос о том, доказан или нет проступок, представленный на их рассмотрение; если он доказан, судья произносит наказание, установленное законом за такой проступок, для чего ему нужны только глаза.
ГЛАВА IV
О способах вынесения судебных приговоров
Отсюда следуют различные способы вынесения приговоров. В монархиях судьи действуют по образцу посредников; они сообща обсуждают, обмениваются мнениями, советуются, стараются согласовать свои суждения. Мнения самого незначительного меньшинства принимаются в расчет большинством. Все это не в природе республики. В Риме и в городах Греции судьи не общались друг с другом: каждый заявлял свое мнение в одной из трех формул:
Римляне по примеру греков ввели у себя особые формулы для исков и признали необходимым вести каждее дело по соответствующей ему исковой формуле. Это было необходимо при их способе вершить правосудие: надо было определить состояние вопроса с неизменной точностью, чтобы он был всегда на глазах у народа. Иначе в ходе какого-нибудь крупного процесса состояние вопроса будет непрестанно изменяться, и его нельзя будет узнать. Именно по этой причине у римлян судьи принимали просьбы только по точно определенному предмету, который уже не подлежал никаким добавлениям, ограничениям и видоизменениям. Но преторы изобрели другие исковые формулы, которые получили название
ГЛАВА V
При каком образе правления государь сам может быть судьей
Макиавелли[54] приписывает утрату свободы Флоренции тому, что там преступления оскорбления величества, совершаемые против народа, не судились, как в Риме, в народных собраниях. Эти дела рассматривались особым судом из восьми судей. Но, говорит Макиавелли, немногие и развращаются немногим. Я охотно согласился бы с этим великим человеком, но так как в данном случае политический интерес, так сказать, оказывает давление на интерес гражданский (потому что всегда возникают неудобства, если народ сам становится судьей в причиненных ему обидах), то для противодействия этому необходимо, чтобы законы сделали все возможное для ограждения безопасности частных лиц.
Законодатели Рима вынесли с этой целью два постановления: они дозволили обвиняемым избегать суда посредством добровольного изгнания и определили посвящать богам имущество осужденных, чтобы избежать его конфискации в пользу народа. В одиннадцатой книге будут изложены прочие постановления, ограничивавшие принадлежавшее народу право судопроизводства.
Солон отлично сумел предотвратить злоупотребления, которые могли бы возникнуть вследствие того, что народу принадлежало право судить преступления; он постановил, чтобы Ареопаг пересматривал дела, чтобы он снова обвинял перед народом того, кого считал несправедливо им оправданным, и, остановив исполнение приговора над тем, кого считал несправедливо обвиненным, требовал бы пересмотра его дела. Это был прекрасный закон: он подчинял народ контролю со стороны наиболее уважаемой им власти и заставлял его контролировать себя самого.
В ходе таких дел, особенно с момента ареста обвиненного, необходима некоторая медлительность для того, чтобы народ мог успокоиться и судить хладнокровно.
В деспотических государствах государь может судить сам, но он не должен быть судьей в монархиях: государственное устройство было бы разрушено, посредствующие и зависимые власти уничтожены и все формальности судопроизводства прекращены; во всех умах воцарился бы страх, на всех лицах бледность; исчезло бы взаимное доверие, исчезла бы честь, исчезла бы любовь; не было бы более безопасности, не было бы более монархии.
Вот и другие соображения. В монархических государствах государь является стороной, которая преследует обвиняемых, требует, чтобы они были наказаны или оправданы. Если бы он судил сам, то был бы в одно и то же время и судьей, и стороной.
В этих же государствах конфискованное имущество часто поступает в пользу государя: если бы он судил преступления, то опять-таки стал бы и судьей и заинтересованной стороной.