– Ну да, я!.. Ты что думаешь? Одни старухи философией интересуются?
К удивлению Квинтипора, девушка закуталась до самых колен в зеленый шерстяной платок Саприции. Из-под него выглядывали только глаза, рот да любопытный носик. Умоляюще сложив под платком руки, она стала, как ребенок, упрашивать:
– Дяденька магистр, пожалуйста, возьми меня с собой. Ну что тут плохого, если даже мужчины посерьезнее подумают: ну и красотку где-то подцепил этот школяр с пальцами в чернилах!
Выбежав из дворца через черный ход и пройдя два узких переулка, они оказались в шумной толпе, переполнявшей форум.
– Дай я ухвачусь за тебя, чтоб нам не потерять друг друга, – щебетала девушка. – И ты, Гранатовый Цветок, можешь покрепче обнять меня – я ведь не стеклянная.
Она почувствовала, как рука юноши, лежавшая у нее на талии, дрогнула. Прижавшись к нему плечом, Титанилла сказала:
– Как я рада, что ты отзываешься на это имя. Теперь наедине я так и буду тебя называть… Ты ведь едешь с нами в Никомидию?
– Да, нобилиссима.
– Ну да, ведь твоя обязанность всюду сопровождать императора.
– В дороге я буду находиться при августе. Она заставляет меня все время читать ей книгу, которую принес врач Пантелеймон.
– Это магия, при помощи которой он вылечил императрицу, что ли?
– Ну да, вроде этого. Называется Евангелие.
– Евангелие? Значит: благая весть? Как-нибудь почитаешь и мне. Ладно?.. Пойдем вон туда. Там больше народу. – Она показала рукой туда, где улица Сингон выходила на форум. Попавшийся им навстречу косоглазый продавец статуэток, решив, что жест Титаниллы относится к нему, поспешно подошел.
– Отдаю вот эту бронзовую Стимулу за два с половиной асса! Самая благодарная богиня: кто положит ее в изножье постели, у тех мужья никогда не ленятся!
Но, разглядевши парочку как следует, поднес свой лоток к самым глазам и указал кивком на Венеру в довольно нескромной позе.
– Да вы в Стимуле не нуждаетесь. Так возьмите за три асса вот эту прекрасную Либентину. Купите одну на двоих, она воздаст вам вдвое.
Титанилла подтолкнула Квинтипора:
– Гранатовый Цветок, у тебя есть деньги? Купи две: одну мне, другую себе.
Юноша нехотя достал кошелек. Обрадованный еврей проворно отыскал среди статуэток вторую Либентину.
– Отдаю пару за пять, хоть себе в убыток. Уж больно приятно, что есть в Антиохии разумные люди. А то сколько дней спрашивают одни кресты.
Он подергал большим пальцем увешанный крестами шнурок у себя на шее. Здесь были и деревянные нательные с петелькой, и свинцовые с булавкой – прикалывать к одежде.
– Давай и этот вот! – схватила девушка свинцовый крестик. – Но это же просто изображение столба, на котором казнят преступников! Или это и есть сам бог?
Еврей, еще больше съежившись, развел руками:
– Откуда знать мне, бедному еврею? Мой бог не деревянный, не свинцовый и не каменный… Так какой изволишь, прекрасная жрица?
– Как ты узнал, кто я? – отпрянула Титанилла.
– По глазам вижу, что из священной рощи. Не меньше сотни твоих подруг уж купили у меня такие талисманы.
Девушке очень понравилось, что торговец принял ее за жрицу.
– Дай этому доброму человеку шесть ассов, чтобы ему не остаться из-за нас внакладе, – кивнула она Квинтипору. – Я и тебе выберу.
Взяв два самых маленьких крестика, Титанилла протянула один юноше.
– Ну-ка, приколи: я посмотрю, похож ли ты на христианина. Нет, погоди, не так. Сначала обменяемся… Дай сюда руку, чтоб не ранить нашу дружбу.
Она засучила рукав изящной туники Квинтипора и уколола его повыше локтя. Потом подставила ему свою руку.
– Вот!.. Отчего так дрожит твоя рука?.. Да, да, ты не можешь видеть крови! Опять дурно сделается, как тот раз?
– Нет, нобилиссима, – постарался взять себя в руки юноша, – просто при виде крови мне вспоминается козленок.
– Какой там козленок?
– Которого отец принес в жертву Церере, когда я еще маленьким был. Тогда я впервые увидел кровавое жертвоприношение. Это был беленький козленок с доверчивыми, невинными глазами и такой крохотный, что и блеять-то не умел, только сопел испуганно… Когда нож полоснул его по шее, у бедняжки словно воротник багровый вырос. Я в испуге пустился бежать… И с той поры видеть не могу кровавых жертв.
– Странно, однако, – усмехнулась девушка. – И Валерия, мачеха моя, тоже боится крови.
