дороже; появилось отчетливое, еще больше укрепившееся чувство, что она единственная женщина, подходящая ему и достойная идти с ним рядом в жизни. Обуреваемый этими мыслями, он ощущал, что нужно сейчас же принять решение — теперь или никогда. И поэтому, обернувшись, он без всякого усилия, совершенно естественно спросил ее:
— Что же, неужели ты в конце концов действительно сойдешься с этим Боссо?
Она подняла глаза и с сомнением посмотрела на него. — Не знаю, право, еще не знаю, как я поступлю. Не надо об этом говорить, ладно?
— Нет, наоборот, поговорим об этом, — энергично возразил Лука. — Если этот человек действительно так тебе противен, то мне кое-что пришло в голову…
— Что же?
— Все то же, — ответил он, смущенно улыбаясь. — То самое, от чего я за эти два года так и не отказался. Жениться на тебе.
Марта внезапно покраснела и поглядела на него, как будто пристыженная:
— Нам с тобой пожениться?
— Да, нам с тобой, неужели ты не понимаешь? Что тут странного? Будет куда более странно, если ты сойдешься с Боссо.
Он увидел, как она опустила глаза на ребенка, прильнувшего к ее груди:
— А он?
— Его возьмем с собою. Я теперь стал прилично зарабатывать. Хватит на всех.
Привычным растерянным жестом она поднесла свободную руку ко лбу, сжала его с силой и покачала головой.
— Ах, как бы я этого хотела, — проговорила она наконец слабым голосом. — А вместе с тем и не хотела бы… Я боюсь, Лука!
— Чего боишься?
— Я боюсь, — повторила она и, по-прежнему согнувшись, чтобы ребенку было удобнее сосать, подняла к юноше свое несчастное, полное тревоги лицо.
Лука вдруг взорвался:
— Ну, так я тебе сам скажу, чего ты боишься: ты боишься лишиться этого дома, туалетов, машины… Ты знаешь, что сейчас по крайней мере я тебе ничего этого дать не смогу. Вот чего ты боишься!
Он увидел, как она снова покраснела до корней волос.
— Это неправда, — решительно возразила она.
— Нет, правда!
Они поглядели друг на друга.
— Я никогда не переставала любить тебя, — сказала она, помолчав, и выражение, с каким сказаны были эти слова, до того тронуло молодого человека, что он бросился к ней, схватил ее руку и поднес к губам.
— Повторяю тебе: если бы все зависело только от меня, я бы согласилась… Дай мне привыкнуть к этой мысли. И потом, ведь Нора…
— А, к черту Нору! — в ярости крикнул Лука, который стоял теперь на коленях рядом с Мартой.
— Мне кажется, я схожу с ума, — сказала она, пытаясь освободить руку из его руки. Потом спросила: — Хорошо, если я сейчас скажу тебе 'да', ты потом дашь мне подумать немного?
Сказав это, она уже не старалась высвободить руку: не глядя ни на него, ни на ребенка, уставившись прямо перед собой, она с силой сжимала его пальцы, как бы желая передать ему то бурное, невыразимое чувство, которое переполняло ей душу. Лука готов был снова поднести эту руку к губам, когда дверь распахнулась и на пороге появилась Нора.
На ней был такой же красный плащ, такая же шляпа, такие же черные и блестящие ботики, какие носила ее сестра: будучи близнецами, сестры всегда одевались одинаково вплоть до малейших деталей. Она взглянула на их живописную группу — Марта, склонившаяся над ребенком, и Лука, стоящий рядом с ней на коленях, — и тотчас ее удивленное лицо приняло досадливое и злое выражение. Но она не успела сказать ни слова: под напором ветра вдруг распахнулось небрежно запертое окно, послышался пронзительный звон выбитого стекла. Надутые ветром занавеси взлетели к самому потолку, из темноты в комнату хлынули яростные потоки дождя, потом внезапно ветвистое и страшное дерево молнии выросло, блестя, за горизонтом темной равнины, на которую выходило окно, осветило силуэты лесов и гор у своего подножия и вздутые, грозные края быстро летящих туч, простояло долгое мгновение, разливая трепещущий, ослепительно белый свет, исходивший от всех его разветвлений, а потом сразу погасло без грома.
— Закрой, закрой же! — пронзительно кричала Марта, глядя то на ребенка, которого старалась прикрыть обеими руками и грудью, то на окно. Лука, который на мгновение остолбенел от двойной неожиданности — появления Норы и вторжения грозы, вскочил, едва услышав крик Марты, подбежал к окну и не без труда затворил его. Тогда и Нора сняла шляпу и, взбив примятые белокурые локоны, подошла ближе с ироническим и вызывающим видом.
— Ба, кого я вижу! — произнесла она медлительно, растягивая слова.
Хотя Нора и Марта были близнецы, походили они друг на друга только на первый взгляд. Волосы у Норы были белокурые, у Марты — черные; правда, у Норы был такой же высокий лоб, такие же, как и у сестры, голубые, глубоко посаженные глаза, резко очерченный острый нос, толстые, характерного рисунка губы и маленький подбородок со складкой, но выражение у нее было другое более жесткое, холодное, более решительное; и в то же время она казалась скорее девчонкой, чем взрослой женщиной. Эта разница в выражении лица соответствовала — Лука убедился в этом на своем горьком опыте — разнице характеров: страстного, слабого, чисто женского характера Марты и практического, рассудительного, в чем-то даже мужского нрава Норы. Стоило Луке в его дурном настроении встретить старого недруга, как его душа тотчас снова наполнилась прежней, никогда до конца не угасавшей злостью.
— Ба, кого я вижу! — передразнил он ее иронический, вызывающий тон. Вы удивлены, видя меня здесь? А может быть, вам просто неприятно меня видеть?
— Ни то ни другое, — сердито отвечала Нора. — Наоборот, представьте себе, я очень рада видеть вас здесь. Хотя бы потому, что всегда приятно вновь увидеть некоторые физиономии.
— Именно то же самое и я хотел сказать, — произнес Лука так же сердито.
Марта подняла голову, оторвав взгляд от ребенка:
— Перестаньте! Начинаете ссориться, едва увидели друг друга… Не надо!
— Я не ссорюсь, — сказал Лука.
Он лгал. Один вид этой женщины вызывал у него желание позлить ее, отомстить ей. Нора, наоборот, казалась скорее озабоченной, чем рассерженной; она с нескрываемым раздражением смотрела то на сестру, то на Луку, чье необъяснимое, неожиданное присутствие явно докучало ей.
— Ладно, не будем ссориться, — холодно согласилась она, опершись спиной о бортик кроватки и обеими руками отряхивая мокрые складки плаща. — Но могу ли я по крайней мере узнать, чему мы обязаны такой честью? Чем вызван ваш визит?
— Я его встретила случайно у входа в кино, — быстро вмешалась Марта, снова подняв голову, — и пригласила к нам на минуту.
Было ясно, что Марта боится сестры, боится ее суждений, что она старается показать, будто визит бывшего жениха никакого значения не имеет, и скрыть то обещание, которое он у нее вырвал. Но ее маневр не ускользнул от внимания Луки и только вызвал у него неодолимое желание во всеуслышание объявить все и тем ускорить ход событий, внушавших ему тревогу.
— Подожди, — сказал он, выходя на середину комнаты, — подожди минутку. Это правда, что мы встретились случайно… Но самого главного Марта не сказала… Назло вам, Нора, назло Боссо, назло любому, кто захочет нам помешать, мы с ней решили пожениться. И я гарантирую вам, что теперь все будет иначе, чем два года назад, теперь я добром или силой сделаю так, как я хочу.
Он говорил с силой, с яростью, заранее обуреваемый бешеной ненавистью при одной мысли о том, что Нора и Боссо могут встать между ним и Мартой и каким-либо способом расстроить его планы. Он не обманывался в своих опасениях: Нора тотчас же разразилась резким, злым смехом.
— Марта — за вас замуж? Да вы с ума сошли! — произнесла она медленно и спокойно, почти что скандируя каждое слово и уставившись на Луку своими голубыми глазами, полными злобной решимости. —
