Украдкой взглянув на часы был уже час, я сказал:
— Не беспокойся… Если что-нибудь придется переделывать, я к твоим услугам. Пазетти покачал головой.
— Знаю я вашего брата… Чтобы ты не размагнитился, скажу-ка Баттисте пусть придержит выплату последней части твоего гонорара.
Ему была свойственна шутливая и в то же время поразительная у столь молодого человека властная манера пришпоривать своих сотрудников, переходя от попреков к похвалам, от лести к суровым замечаниям, от просьб к приказаниям; в этом смысле он мог считаться хорошим режиссером, потому что режиссура на две трети заключается в умении как следует использовать труд подчиненных.
Как всегда, дав Пазетти возможность поразглагольствовать вволю, я возразил:
— Нет, ты скажешь, чтобы мне выплатили весь гонорар, а я обещаю, что буду в твоем полном распоряжении, когда понадобится сделать какие-нибудь поправки.
— Но к чему тебе столько денег? спросил он с неуместным смешком. Тебе всегда мало… А ведь ты не играешь, и у тебя нет ни любовницы, ни детей…
— Мне надо внести очередной взнос за квартиру, ответил я серьезно и опустил глаза. Его бестактность начинала меня раздражать.
— А много тебе надо еще выплатить?
— Почти все.
— Бьюсь об заклад, что жена не дает тебе покоя. Я так и слышу: 'Риккардо, не забудь, что ты должен внести очередной взнос'.
— Да, жена, сказал я. Ты знаешь, каковы женщины… Дом для них все.
— Кому ты говоришь!
И Пазетти принялся рассказывать о своей жене, которая очень походила на него самого, но которую, как я понял, он почему-то считал существом причудливым, капризным и способным на самые невероятные выходки одним словом, с ног до головы женщиной. Я сделал вид, будто внимательно слушаю его, хотя в действительности думал совсем о другом.
— Все это, конечно, чудесно, самым неожиданным образом закончил свои разглагольствования Пазетти. Но знаю я вас, сценаристов: все вы одним миром мазаны… Получите деньги только потом вас и видели… Все-таки скажу Баттисте, чтобы он попридержал выплату твоего гонорара.
— Не надо, Пазетти. Прошу тебя.
— Ну, там видно будет… Не слишком-то на меня рассчитывай.
Я снова украдкой взглянул на часы. Я дал Пазетти возможность покичиться своей властью он покичился ею, теперь можно было и уходить.
— Ну вот, начал я, рад, что сценарий написан или, как ты говоришь, закончен вчерне… А теперь, пожалуй, мне пора идти.
— Ничего подобного! воскликнул он добродушно. — Мы должны выпить за успех фильма… Какого дьявола… Сценарий написан, и ты от меня так просто не уйдешь…
— Ну, если надо выпить, сказал я покорно, что ж, я готов.
— Тогда пошли… Думаю, жена будет рада составить нам компанию.
Я прошел за ним из кабинета по узкому, пустому белому коридору, в котором стояли запахи кухни и детских пеленок. Пазетти открыл передо мной дверь в гостиную и крикнул:
— Луиза, мы с Мольтени закончили работу над сценарием… Выпьем за успех фильма.
Синьора Пазетти встала с кресла и сделала несколько шагов нам навстречу. Это была невысокая женщина с большой головой и очень бледным продолговатым лицом, обрамленным черными блестящими волосами. Ее большие, но тусклые и невыразительные глаза оживлялись только в присутствии мужа: тогда она не спускала с него взгляда, словно преданная собака. Но когда мужа не было, она сидела потупившись, изображая неприступное целомудрие. Хрупкая и миниатюрная, она за четыре года супружеской жизни родила четырех детей.
— Ну и напьемся же мы сегодня, с вымученной веселостью заявил Пазетти. Я приготовлю коктейль.
— Только не для меня, Джино, предупредила его синьора Пазетти. Ты ведь знаешь, я не пью.
— Ну, а мы выпьем.
Я сел в обитое узорчатой материей кресло некрашеного дерева, стоявшее у камина, сложенного из красных кирпичей. Синьора Пазетти уселась в такое же кресло по другую сторону камина. Оглядевшись вокруг, я подумал, что комната похожа на хозяина дома. Это была стандартная гостиная в псевдодеревенском стиле, чистенькая и аккуратная и в то же время жалкая, точно у какого-нибудь педантичного бухгалтера или счетовода. Мне только и оставалось озираться по сторонам, потому что синьора Пазетти не сочла нужным поддерживать со мной беседу. Она сидела напротив меня совершенно неподвижно, опустив глаза, сложив на животе руки. Мой взгляд проследовал за Пазетти, который прошел в глубь комнаты, подошел к на редкость безобразному шкафчику, куда были вмонтированы радиоприемник и бар, опустился на свои тощие коленки и неловко извлек оттуда бутылку вермута и бутылку джина, три стакана и шейкер. Я заметил, что обе бутылки не початы и не распечатаны; видимо, Пазетти не часто разрешал себе пить тот коктейль, который он собирался сейчас приготовить. Сверкающий шейкер тоже казался совершенно новым. Пазетти сказал, что сходит за льдом, и вышел.
Мы долго молчали. Наконец, просто чтобы сказать что-нибудь, я произнес:
— Вот мы и закончили работу над сценарием! Не поднимая глаз, синьора Пазетти ответила:
— Да, Джино мне уже говорил.
— Уверен, что это будет хороший фильм.
— Я в этом тоже уверена, иначе Джино за него не взялся бы.
— Вы знакомы с сюжетом?
— Да, Джино мне рассказывал.
— Вам он нравится?
— Раз нравится Джино, значит, нравится и мне.
— Вы всегда во всем соглашаетесь друг с другом?
— Джино и я? Всегда.
— А кто у вас глава семьи?
— Ну, конечно, Джино.
Я заметил, что она ухитряется произнести имя Джино всякий раз, как только открывает рот. Я разговаривал в несколько шутливом тоне, но она отвечала мне совершенно серьезно.
Вошел Пазетти, держа ведерко со льдом.
— Риккардо, тебя зовет к телефону жена, сказал он.
У меня почему-то сжалось сердце, и внезапно мною снова овладело ощущение тоскливого беспокойства. Я машинально встал и сделал шаг к двери. Пазетти остановил меня:
— Телефон на кухне… Но если хочешь, можешь говорить отсюда… Я переключу аппарат.
Телефон стоял на тумбочке подле камина. Я поднял трубку и услышал голос Эмилии:
— Извини, но сегодня тебе придется где-нибудь поесть… Я иду обедать к маме.
— Почему же ты не сказала мне об этом раньше?
— Не хотелось отрывать тебя от работы.
— Хорошо, сказал я, пообедаю в ресторане.
— Увидимся вечером. До свидания.
Она повесила трубку, и я обернулся к Пазетти.
— Риккардо, спросил он, ты не будешь обедать дома?
— Нет, пойду в ресторан.
— Вот что, пообедай с нами… Тебе придется удовольствоваться… тем, что есть. Но мы будем очень рады.
При мысли, что надо обедать одному в ресторане, мне стало почему-то грустно вероятно, я заранее предвкушал, как сообщу Эмилии об окончании работы над сценарием. Может быть, я и не сделал бы этого, зная, как я уже говорил, что Эмилию больше не интересует, чем я занимаюсь, но в первый момент я поддался старой привычке, сохранившейся от наших прежних отношений. Приглашение Пазетти обрадовало
