Кейн улыбнулся.
— Это так... — Он даже не мог подобрать слова, чтобы выразить свои чувства, просто гладил ее живот и улыбался. — Я буду честен с тобой, Мэгги. Я уже говорил как-то, что никогда не считал себя способным на такие эмоции. Если бы несколько месяцев назад мне сказали, что я, как сумасшедший, буду искать своего ребенка, потом женюсь, я бы рассмеялся им в лицо и заявил бы, что они сошли с ума.
Мэгги улыбнулась ему в ответ.
— Ничего странного. Просто тогда это был не ты.
— Да, это был не я. Я — совсем другой человек.
— Знаю, потому что я теперь тоже другая. Родительский статус меняет людей.
Кейн с любопытством посмотрел на Мэгги, взял ее за руку.
— Как меняет? — Ему вдруг захотелось узнать об этом, стать частью этого процесса, испытать все в полной мере.
Мэгги старалась придумать, как ему все объяснить.
— Знаешь, ты как будто переходишь на новый уровень, начинаешь понимать то, чего раньше никогда не замечал.
Их взгляды встретились и тут же разошлись. Казалось, они испытывают неловкость из-за того, что до сих пор не влюбились друг в друга.
Кейн снова положил руку на ее живот, но там на этот раз все было тихо.
— Думаю, он уже спит, — разочарованно заметил Кейн.
Их взгляды снова встретились, и на этот раз оба осознали, что она лежит в распахнутом халате, а обе его руки покоятся у нее на животе. Кейн судорожно сглотнул и стал медленно отклоняться назад. Мэгги закусила губу и потянулась за одеялом. В следующую секунду Кейн уже говорил о дневной прогулке по городу, а Мэгги, повернувшись на бок, старалась не обращать внимание на колотившееся сердце.
Кейн бесцельно слонялся по спальне, потом ушел в ванную комнату. Мэгги не спала, она видела его мускулистую грудь, узкие бедра, на которых были пижамные брюки, и едва подавила вздох, уткнувшись в подушку.
Кейн выключил свет и прилег на ложе, сооруженное из кресла и банкеток. Они лежали молча с открытыми глазами, и ночь, казалось, должна была длиться бесконечно.
— Мэгги, — подал голос Кейн, — ты спишь?
— Нет, а что такое? — Она поднялась на локте, но не видела Кейна в темноте.
Он вздохнул:
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне кое-что.
Мэгги улыбнулась в темноте.
— Сказку на ночь?
— Нет, никаких сказок, только факты. Поведай мне о себе, о муже, я ведь ничего не знаю о твоем браке.
Мэгги вздрогнула.
— Вряд ли тебе будет это интересно.
— Ладно, тогда, может, о детстве?
Мэгги колебалась, ей не хотелось говорить об этом, но выхода не было.
— Моя девичья фамилия Брауни. Я училась играть на фортепиано, посещала колледж. Жила дома и ездила на работу в город, — протараторила она. — Что-то еще?
— А твои родители?
Теперь они подошли к очень деликатной теме. Мэгги постаралась, чтобы ее голос звучал твердо.
— Мой отец был бухгалтером, мама — учительница младших классов.
Возможно, этой информации ему будет достаточно.
— Так у вас была идеальная американская семья, — заметил Кейн.
Мэгги закрыла глаза. Ее детство вряд ли можно назвать идеальным. Но стоит ли говорить Кейну об этом?
— Ты познакомилась со своим мужем... Как его звали?
— Том.
— Ты познакомилась с Томом в колледже?
— Да.
Кейн помолчал минуту, потом задал неизбежный вопрос:
— Как он погиб?
— В автомобильной аварии. Он ездил на охоту с друзьями.
— Мэгги, мне очень жаль, что так получилось.
В его голосе прозвучало настоящее сострадание, и Мэгги почувствовала себя обманщицей. Она опять закрыла глаза, борясь с желанием сказать ему правду. Потом сдалась.
— Кейн, ты имеешь право знать, — у Мэгги дрожал голос, — всю историю моего несчастного замужества. Но поверь, там были и счастливые моменты. Но я хочу поделиться с тобой самым ужасным, чтобы потом никогда больше не возвращаться к этому.
Кейн немного помолчал, обдумывая ее слова.
— Хорошо, — наконец произнес он. Мэгги сделала глубокий вдох и начала:
— Мой отец был жестоким...
— Что? — Мэгги услышала, как Кейн сел.
— Не в физическом смысле жестоким, а на словах. — Мэгги сделала паузу, почувствовав, какое эмоциональное напряжение вызвало в Кейне то немногое, что она успела сказать. — Об этом трудно говорить, потому что такое надо испытать на себе. Когда говоришь «жестокий на словах», люди думают, что он просто много кричал и ругался. Ну и что такого? Все отцы делают так. — Мэгги замолчала, стараясь подобрать слова поточнее. — Это не всегда был крик, но от этого становилось только страшнее. Когда я была маленькой девочкой, отец унижал меня всеми возможными способами. Он специально создавал ситуации, с которыми я не справлялась, чтобы показать мою никчемность. Я не могу передать, насколько разрушительной может быть критика. Но я пережила это и знаю. Старая поговорка, что словом никого не убьешь, — ложь.
— Как к этому относилась твоя мать?
— Никак. Ее никогда не было дома. То собрания, то визиты к ученикам. Я готовила еду для отца и следила за домом, поэтому основной удар обрушивался на меня. — Кейн молчал, но Мэгги чувствовала, что он злится. — И за Тома я вышла замуж отчасти для того, чтобы сбежать из этого дома. И от отца. Ты, наверно, задаешься вопросом, почему я не ушла сама. Ведь мне было двадцать лет, и я могла снять квартиру и работать... Не знаю, поймешь ли ты, но когда тебя без конца унижают, невольно чувствуешь себя такой беспомощной. И неважно, сколько раз приказываешь себе не слушать эту брань, слова словно прилипают к твоему телу, и ты ощущаешь себя бесполезной, безобразной и...
— Мэгги...
Она услышала, что он приподнялся, и очень торопливо сказала:
— Нет, Кейн, пожалуйста, оставайся на месте, иначе я не смогу закончить свой рассказ. — Кейн замер, и Мэгги продолжила: — Ты чувствуешь себя так, словно ничего не можешь сделать. Это весьма изнурительное состояние. Ты считаешь, что кто-то должен быть рядом, и начинаешь зависеть от этого человека. И я зависела от мужа. Возможно, если бы в тот момент мне помогли, я смогла бы встать на ноги сама. Но я вышла замуж за Тома.
— Разве ты его не любила?
— Любила, конечно... Сначала. — Наступила самая трудная часть рассказа. — Но... Знаешь, как говорят, женщина обычно выходит замуж за человека, похожего на ее отца, если она из не очень дружной семьи. Может быть, сейчас я произвожу впечатление нытика, но это — правда. Том оказался таким же, как мой отец. Он немного выпивал и читал мне многочасовые лекции о том, что я неудачница, и делал это совсем как папа. И еще старался контролировать меня, обладая способностью ударить в самое уязвимое место. Он не давал мне возможности заводить друзей, всегда возражал против каких-то личных дел без его участия. Он мог позвонить в магазин, чтобы убедиться, что я действительно была там. Когда я пыталась возмущаться, он говорил, что делает это, так как любит меня и боится, как бы со мной не случилась беда.
