Шнайдер озадаченно моргнул:
– Да. А что такого?
– Это не моя родная планета, – мирно заметил я. – Случилось так, что я здесь воюю, и только. Кто такие скрэчеры?
– А-а. Знаешь ли, это просто щенки, – он сделал пренебрежительный жест, помахав руками. – Только что окончившие академию, в первый раз на раскопках. Скрэчеры.
– Скрэчеры. Понятно. А кто был не скрэчер?
Он снова мигнул:
– В смысле?
– Кто из группы не был скрэчером? Ты сказал: «В основном все они были скрэчерами, но…» Кто не был?
Похоже, Шнайдер обиделся. Ему не нравилось, что я прерываю его рассказ:
– Была пара-другая опытных рук. Скрэчеры всегда находят то, что хотят найти, на любых раскопках, но иногда встречаешь и ветеранов, так и не набравшихся ума-разума.
– Или вошедших в дело слишком поздно, чтобы урвать свой кусок.
– Да-а… иногда.
По неизвестной мне причине ему не понравилась и эта шутка.
– Штука в том, что мы… точнее, они кое-что нашли, – сказал Шнайдер.
– Нашли что?
– Марсианский корабль. Нетронутый.
– Херня.
Шнайдер примял сигарету:
– Мы его нашли.
Я снова вздохнул.
– Ты хочешь, чтобы я поверил в следующее: вы нашли целый космический корабль, точнее, звездолет, и новость об этом событии так и не разошлась? Никто не проболтался? Никто не заметил его на месте раскопа? Что с ним такое сделалось? Накрылся волшебным покрывалом?
Шнайдер облизал губы и оскалился. Странно, но им опять овладело самодовольство.
– А я не говорил, будто мы его откопали. Ковач, я сказал:
Вниз по моей спине пробежал холодок:
– Шлюз? Ты хочешь сказать, ворота в гиперпространство? Ты уверен, что они правильно поняли техническое описание?
– Ковач, шлюз или ворота, какая разница? Мы это открыли, – Шнайдер посмотрел на меня, как на ребенка. – Прямо сквозь ворота мы видели ту, другую сторону. Знаешь, выглядело как дешевый спецэффект. Звездный пейзаж. Его быстро идентифицировали как вид из нашей системы. Все, что нам оставалось сделать, это войти.
– Войти в корабль? – против собственной воли я был совершенно захвачен. В корпусе Посланников тебя учат, как лгать. Лгать детектору лжи, лгать в состоянии запредельного стресса, лгать при любых требующих этого обстоятельствах и под самыми страшными обвинениями. Посланники умеют лгать лучше, чем любой житель Протектората, естественного или искусственного происхождения, но при взгляде на Шнайдера я понимал: он явно не лжет. Что бы с ним ни произошло, он в это верил абсолютно.
– Нет, – ответил Шнайдер и покачал головой. – Не в сам корабль, нет. Шлюз был наведен на точку, находившуюся примерно в двух километрах от места его расположения. Корабль обращался вокруг этой точки с периодом в четыре с половиной часа, достаточно близко. Здесь требовался скафандр.
– Или челнок, – я ткнул пальцем в его татуировку. – На чем ты летал?
Он состроил гримасу:
– Этот кусок дерьма? Суборбитальный «Моваи». Размером с дом, сволочь! Он не мог бы пройти сквозь такие ворота.
– Что? – я закашлялся, и тут же, сквозь кашель, меня начал душить смех. – Как это так, «не мог бы пройти»?
– Да-да. Тебе смешно, – печально произнес Шнайдер. – Если бы не долбаная логистика, мне не пришлось бы участвовать в этой сраной войне. Мне следовало напялить заказное тело еще в Латимер-Сити. Свежемороженые клоны, память из банки и гребаное бессмертие. Имел бы все сразу, по полной программе.
– И что, ни у кого не нашлось скафандра?
– Да на кой хрен? – Шнайдер развел руками. – Суборбитальный полет. Никто и не собирался выходить за борт. На самом деле – никому и никогда не разрешалось ничего подобного. Исключительно порты Лэндфолла. И все, что возьмете на борт, должно пройти карантин. К тому же это просто не могло никому прийти в голову. Помнишь пункт об экспроприации?
– Да-а. «Все находки, имеющие жизненное значение с позиции Протектората…» Вы что, не
