Шести футов ростом, изящный, с тонкой талией и узкими бедрами, но удивительно широкой грудью и могучими плечами, придававшими ему сходство со стилизованной кирасой, а не живым существом, двенда стоял перед ним. На то, что это мужчина, указывали и плоская грудь, и выпуклость в области паха под свободными черными штанами. Длинные руки заканчивались узкими ладонями со слегка согнутыми пальцами, будто сохранившими память о том времени, когда они были когтями. Ногти на свету отражались радужным блеском.
И, наконец, лицо. О таком лице восторженные друзья Шалака могли только мечтать: белое, как кость, подвижное, умное, с длинными губами и весьма мясистым подбородком, крупным носом, словно компенсирующим худобу впалых щек, и широким, плоским лбом. Длинные черные волосы свободно свисали по обе стороны лица, падали на плечи и волнистой струей скатывались по спине. Глаза…
Легенды говорили правду. Это были черные впадины, но в глубине их мерцал тот же радужный блеск, которым отливали и ногти двенды. В полном дневном свете они наверняка вспыхнули бы, как солнце, встающее над устьем Трелла.
Двенда наклонился над ним, и в этом движении было одновременно и что-то почтительное, и что-то хищное.
— Хочешь, чтобы я тебя съел?
Рингил снова ощутил шевеление в паху.
Возьми себя в руки, Гил. Это твой враг, и ты едва не убил его прошлой ночью.
А сегодня? Может, справишься сегодня?
Ответа он не знал, а потому лишь откашлялся и, стараясь не обращать внимания на пробегающую по телу трепетную волну, заговорил нарочито беззаботным тоном.
— Разве что попозже. Сейчас у меня слишком болит голова.
— Да. — Двенда повторил жест головой, и в чернильных глазах запрыгали огоньки. — Извини за боль. Повреждение незначительное, и здесь ты поправишься скорее, чем в своем мире. К тому же другого способа остановить схватку, не убив тебя, у меня не было.
— То есть я тебе обязан.
Двенда вдруг улыбнулся. Только вот зубы… Не самое приятное зрелище.
— Наверно.
— Спасибо.
Совершенно неожиданно и так быстро, что Рингил не успел среагировать, двенда опустился на корточки и положил ему на щеку горячую ладонь. Длинные пальцы скользнули в волосы, спутались с прядями, потянули…
— Боюсь, Рингил Эскиат, мне потребуется от тебя нечто большее, чем просто благодарность.
Губы были прохладные и твердые, и, прежде чем Рингил понял, чего от него хотят, они раскрыли его рот, и влажный настойчивый язык встретился с его языком. Прикосновение щетины к подбородку оказалось неожиданно мягким, как будто по нему прошлись бархоткой. Тлевший огонек моментально полыхнул, вскинулся, разбежался с кровью.
Двенда отстранился.
— Ты еще не поправился.
Рингил раздвинул спекшиеся губы.
— Мне полегчало.
Но двенда уже поднялся, таким же плавным, быстрым, неуловимым движением, как и опустился. Остался только тающий след: легкое давление пальцев на голову, влажная настойчивость губ, мимолетное, но обещавшее большее, прикосновение языка. Двенда снова отступил из света в полумрак, слишком поспешно, как показалось Рингилу.
— Позволь судить об этом мне, — резко отозвался он.
Удивленный такой сменой тона, Рингил лишь вскинул бровь.
— Тебе виднее, мы же у тебя дома.
— Вообще-то не у меня. — Двенда оглянулся через плечо. — Но уже близко. И будет лучше, если командовать буду я.
— Ладно.
Рингил поднялся — к сожалению, куда с меньшим изяществом. Их разделяли считаные шаги, и он чувствовал запах. Ему доводилось попадать в подобные ситуации: в последнюю минуту новичка охватывает паника, он уже не уверен, чего именно хочет и хочет ли вообще. Тут нужны терпение и чуткость, понимание, когда лучше проявить упорство, а когда — отступить и подождать. Всем этим премудростям он научился от Грейса.
Рингил ждал.
Молчание затягивалось. Запах ощущался вполне отчетливо и казался знакомым, но выделить его составляющие не получалось.
— Где мы? — спросил наконец Рингил. — Под городом?
— В некотором смысле. — Пауза позволила двенде вернуть самообладание. Он отошел еще на пару шагов, на безопасное, как ему, наверно, представлялось, расстояние и повернулся. — Вот только этот Трилейн ты, думаю, не узнаешь. В твоем варианте пройдут миллионы лет, прежде чем из речных отложений сформируется камень, который ты сейчас видишь.
— А побыстрее туда вернуться нельзя? Есть же короткий путь? Вроде путешествия под землей, как это делают кириаты?
— Нет. — Губы двенды тронула легкая улыбка. — Черный народ — инженеры. Они во всем идут долгой дорогой. В общем-то, как и люди. Со временем вы станете почти такими же.
— Я знаю нескольких махаков, которые вряд ли этому обрадуются.
Двенда пожал плечами.
— Они до той поры не доживут. Ни как культура, ни как отдельные личности. Впрочем, вы тоже не доживете. Ни лига городов, ни империя.
— Ты говоришь об этом с таким превосходством. Это раздражает. — Рингил тоже улыбнулся. — Не обижайся, конечно.
— С какой стати? Да, с превосходством, но оно ведь заметно и невооруженным глазом.
— Значит, все верно. Все эти истории о тайном олдраинском знании. Вы — бессмертны?
Тот же жест.
— Пока — да.
Рингил рассмеялся. Не смог удержаться.
— Как тот лающий черный пес. Да разве такое можно знать?
Смех долетел до потолка, отразился разрозненным эхом, и оно ускакало в темноту. Двенда нахмурился.
— Черный пес?
— Неважно. Это я так, к слову. — Он попытался припомнить какие-нибудь детали тех долгих и по большей части пустых разговоров, что велись вечерами за столом у Шалака. Сыр да вино да приятная компания — воображение играло. — Значит, вот мы где. Это, должно быть, олдраинские болота. Место, о котором говорят, что здесь не чувствуешь уз времени. Обитель Вечности.
— Его называли и так. Но не только.
— И как же ты меня сюда доставил? Колдовством?
— Проще сказать, что я перенес тебя сюда. Когда мы призываем аспектный шторм, водоворот альтернатив захватывает все в пределах определенного радиуса. Поскольку ты был рядом, воронка подхватила и тебя.
— Ловко. А меня научишь такому фокусу?
— Нет. Вам нужно… пройти долгий путь эволюции, прежде чем такое станет возможным.
Рингил присмотрелся к замершей у стены фигуре. Теперь он видел, что это некое облачение вроде защитного костюма и что висит оно в воздухе совершенно непонятным образом. Он подошел поближе. Гладкий овальный шлем без каких-либо внешних украшений больше всего напоминал голову некоего морского животного, высунувшегося за глоточком воздуха.
— Твой?
