Окленд, что я забыла о необходимости принять таблетку и вспомнила только по возвращении.
— Не вешай мне лапшу на уши! Ты лежала в моей постели и ждала. Как ты можешь притворяться, когда оказала мне столь радушный прием? И ты еще будешь утверждать, что забыла принять таблетку! Как можно быть такой легкомысленной?
Маккензи уже и не надеялась убедить его в том, что оказалась в его постели случайно.
— Говоря о легкомысленности, что же ты сам не подумал о предохранении, когда овладел мной, прижав меня к стене? Когда занимался со мной любовью в лифте между третьим и двадцать третьим этажами? Людям свойственна забывчивость, даже тебе, Данте!
— Тебе следовало мне сказать.
— А ты бы хотел, чтобы я тебе такое сказала в те минуты? Я так не думаю.
Ее слова неприятно поразили его.
— Ведь ты не собиралась говорить мне о ребенке, не так ли? Ты хотела уйти, ничего не сказав мне.
— Ты сказал, что хочешь, чтобы я ушла. Я была готова подчиниться.
— Но ведь ты уже тогда знала о своей беременности, правда? Именно поэтому и завела разговор о нашей сделке.
— Я хотела понять, как мне жить дальше, и ты не оставил мне выбора.
— Но ты ничего мне не сказала!
— Потому что ты не заслуживал того, чтобы узнать правду!
Данте потупился. Он понимал, что утром вел себя с ней как последний негодяй. Но она сама хороша! Утаила от него такую новость.
— И что ты собираешься делать?
Маккензи безвольно пожала плечами.
— Не знаю. Вернусь домой. Найду работу.
— Как ты сможешь работать?
— Я не больна, Данте, просто беременна. К тому же у меня еще очень маленький срок. Кто знает, что может произойти…
— Ты не сделаешь аборт!
— Я имела в виду, что мой организм сам решит, способен ли он выносить ребенка или нет.
— А что будешь делать, когда родится малыш? Как ты сможешь одновременно работать и заниматься ребенком?
— Не знаю, но обязательно придумаю. В крайнем случае ребенка всегда можно отдать на усыновление.
— Я не позволю отдать моего ребенка на усыновление!
— Как тебя это может волновать, когда утром ты практически вышвырнул меня отсюда?
— Тогда я не знал, что ты ждешь ребенка, и, возможно, от меня.
— Никаких «возможно». От тебя, — поправила его она. — Но можешь думать что хочешь. Мне нужно закончить собирать вещи. — Она посмотрела на часы. — А тебе разве не пора идти на встречу? Впрочем, сначала тебе нужно переодеться. Ты выглядишь так, словно только что совершил марафонский забег.
Посмотрев на часы, Данте застонал. К черту встречу! Разговор с Маккензи был для него гораздо важнее.
— Ты никуда не пойдешь, — заявил он. — И не сядешь в самолет до тех пор, пока не пройдешь обследование.
— Забудь об этом, Данте. С меня хватит! Я уезжаю, и ты не сможешь меня остановить. — Маккензи направилась в спальню, и он последовал за ней.
В этот момент зазвонил телефон. Плевать! У него неотложное дело! Ему необходимо во что бы то ни стало уговорить Маккензи остаться.
Телефон перестал звонить, и, войдя в спальню, Данте понял почему. Маккензи прижимала трубку к уху.
— Простите, Стюарт, я неважно себя чувствую и не смогу приехать, но Данте через минуту уже будет в пути.
Бросив на нее яростный взгляд, Данте вырвал у нее трубку.
— Куинн! Простите, что заставил вас ждать. Маккензи утром было плохо, но сейчас все в порядке.
Маккензи тем временем собрала оставшиеся вещи и засунула их в чемодан.
— Нет, врача не вызывали, — произнес Данте. — По правде говоря, меня задержало не только это. Она сообщила тебе радостную новость?
Маккензи замерла на месте и, в ужасе уставившись на него, отчаянно замотала головой. Он улыбнулся, когда Куинн потребовал поделиться с ним этой новостью.
— Маккензи только что согласилась стать моей женой. Здорово, правда?
— Что тебе в голову взбрело? Какого черта ты ему это сказал? — растерянно пролепетала Маккензи, когда Данте закончил разговор с Куинном. К потрясениям этого утра добавилось еще одно.
Пожав плечами, Данте с самодовольным видом победителя принялся расстегивать ставшую влажной рубашку.
— Это отличное решение, — сказал он. — У ребенка будут мать и отец, и тебе не придется идти работать.
— Ты ничего не забыл?
Стащив через голову рубашку, он небрежно швырнул ее на ковер.
— Нет, не думаю.
— Ты не спросил меня, а даже если бы и спросил, я бы все равно сказала «нет». Я не выйду за тебя замуж, даже если бы ты остался последним мужчиной на земле.
Но в этот момент Данте выпрямился во весь рост, и она, увидев его загорелый мускулистый торс, поняла, что кривит душой.
— Кажется, тебе доставляло удовольствие быть моей любовницей.
— К твоему сведению, брак — это не только удовольствие. Он состоит из любви, уважения и взаимного желания что-то построить вместе. Ты ведь не умеешь созидать, Данте. Даже свою империю ты строишь путем разрушения других.
Данте подошел ближе, и у нее перехватило дыхание. Ей хотелось, чтобы он все отрицал. Чтобы сказал, что собирается на ней жениться не только ради ребенка. Что он изменился и даже немного в нее влюбился, а со временем и вовсе полюбит по-настоящему. Если бы ее чувства были взаимны!
— Да, это будет необычный брак, — сказал Данте, разом сокрушив все ее надежды. Затем он поднял руку и нежно провел пальцами по ее щеке. Она закрыла глаза и почувствовала, как ее соски напряглись под тканью халата. — И, судя по этим трем неделям, проведенным вместе, у нас может получиться неплохой союз.
Ее дыхание участилось, когда его пальцы скользнули по изгибу ее шеи под ворот халата. Они словно говорили, что ей стоит выйти за него замуж хотя бы ради секса. И она почти поверила им.
— Нет, — сказала она, резко запахивая ворот халата. — Если я выйду за тебя замуж, какая мне будет от этого выгода?
Данте притянул ее к себе, и ее ноздри защекотал аромат его одеколона.
— Ты же знаешь, что меня будет более чем достаточно.
— Возможно. Но ты от этого брака получишь ребенка. Я тоже хочу нечто определенное.
Положив руки ей на плечи, Данте немного отстранился и осторожно посмотрела на нее.
— И чего же ты хочешь?
— Чтобы ты пощадил «Эштон Хаус». Не закрывай его, и я выйду за тебя замуж. В противном случае я не согласна.
Рассмеявшись, Данте отпустил ее.
— Конечно. Я обещаю об этом подумать.
— Ни в коем случае, — возразила Маккензи. — Так дела не делаются. Время для обдумывания прошло. Мне нужны гарантии. Я требую, чтобы ты оставил «Эштон Хаус» в покое.
