— Прошу вас, Ямада-сан, — взмолился Адзисава. — Помогите мне найти убийц. Одни и те же негодяи напали и на вас, и на мою невесту. Обещаю вам, что обойдусь без полиции. Если вы смолчите, подонки совсем обнаглеют, их тогда не остановишь. Они опять до вас доберутся! Для них это проще простого. О сестре подумайте!
Митико молчала.
— Ямада-сан, умоляю. Скажите, кто они.
— Я… не знаю…
— Хотя бы приметы. Сколько их было — один, два, больше?
— Не знаю…
— Не можете вы не знать! Я уверен, что они не оставили вас в покое. И вы сами в этом виноваты!
— Я правда ничего не знаю. И хочу как можно быстрее обо всем забыть. Мне жаль вашу невесту, но меня это не касается.
— А если они совершат новое преступление, вас это тоже касаться не будет?
— Я ничего не знаю! Я не хочу ни во что вмешиваться! Оставьте меня в покое!!
Митико снова повернулась и пошла. Шаги ее были медленными и тяжелыми — Адзисава все-таки заставил ее задуматься. Он крикнул ей вслед:
— Если надумаете, адрес и телефон на визитной карточке. Только дайте знать — мигом примчусь.
Адзисава не слишком пал духом, он и не рассчитывал, что Митико расскажет ему все при первой же встрече. Девушку здорово запугали. Возможно, угрожали, что, если она не будет держать язык за зубами, ославят на весь город. Помочь ему может только то, что Митико не только боится своих обидчиков, но и ненавидит их. И, должно быть, опасается, что они шантажом сделают из нее послушную рабыню. Надо полагать, не без оснований: зверь не выпустит добычу, раз попавшую ему в когти. Нет, зерно, посаженное сегодняшним разговором, непременно даст всходы.
Адзисава решил следить за Митико в надежде, что преступники действительно продолжают крутиться вокруг своей жертвы.
Митико работала одну неделю в первую смену, а одну — во вторую. Логично было предположить, что негодяи станут подстерегать ее не днем, а ночью. Адзисава решил, что со следующей недели, когда Митико окажется во второй смене, он будет незаметно следовать за ней до самого дома. Семья Ямада жила за городской чертой, на берегу реки, у Нового Поля. Самый короткий путь лежал мимо садов и огородов, в том числе и мимо роковой теплицы, но Митико теперь ходила другой дорогой, более длинной, зато не такой безлюдной.
В будние дни последний сеанс кончался в одиннадцатом часу. В это время улицы уже пустели, так что, идя кружным путем, Митико не много выигрывала.
Целую неделю Адзисава тайно следовал за девушкой, но никто к ней не подошел. Тогда его мысли приняли иное направление: а зачем преступникам подстерегать ее ночью, когда они и так уже своего добились? Жертва обесчещена, запугана, к чему им теперь осторожничать — они могут подстеречь ее и днем. Да и это необязательно, девушке вполне можно отдавать приказы по телефону.
Очень может быть, что она уже сообщила своим мучителям о разговоре с Адзисавой, поэтому они на время затаились. Он стал вести ежедневное наблюдение — и в дни, когда она работала в первую смену, и в выходные, но ничего подозрительного так и не обнаружил.
Неужели я ошибся? — засомневался Адзисава. Неужели шайка, сделав свое дело, утратила к Митико всякий интерес? Нужно было снова идти с ней на разговор — другого выхода он не видел.
— Ёрико, хочешь, сходим в кино? — спросил Адзисава в воскресенье утром. В «Синема» шел фильм, о котором в последнее время много говорили: там была показана история одной городской семьи, которая почувствовала отвращение к напичканной техникой цивилизации и решила создать новую жизнь на лоне девственной природы.
— Ой, правда? — радостно воскликнула девочка. За все время, что она жила в Хасиро, новый отец еще ни разу не водил ее в кино. Она, конечно, не знала, что поход в «Синема» для Адзисавы — лишь очередной шаг в его игре, и очень обрадовалась.
Многие зрители пришли на фильм целыми семьями, поэтому отец с дочкой не привлекали внимания. Однако Митико Ямады в кинотеатре не оказалось, хотя в выходные у служащих «Синема» выдавалось самое горячее время. Должно быть, дома что-нибудь случилось, подумал Адзисава, разочарованно и с некоторым беспокойством оглядывая фойе.
После сеанса они с Ёрико пошли прогуляться в парк, хотелось продлить настроение, созданное фильмом — насладиться погожим днем, побродить среди деревьев, подышать свежим воздухом.
— Ну как фильм, понравился? — спросил Адзисава, глядя сверху вниз на довольное личико Ёрико.
— Да! Давай все время ходить в кино, хорошо?
— Давай, только если будешь хорошо учиться.
То, что происходило в душе Ёрико, продолжало оставаться для Адзисавы тайной, но сегодня она казалась самой обычной девочкой, радующейся воскресенью и походу в кино. Наверное, со стороны они выглядят как вполне нормальная семья, подумал Адзисава. Если б была жива Томоко, у девочки в скором времени появилась бы мать… Возможно, материнская ласка сделала бы чудо, у Ёрико восстановилась бы память, да и душа ее смягчилась бы. Быть может, развитие девочки пошло бы именно так, как хотел Адзисава.
Но Томоко погибла, и Ёрико, уже готовая было раскрыться, еще больше замкнулась в себе. Постороннему человеку показалось бы, что все у них благополучно: девочка беспрекословно слушается приемного отца, привыкла к нему. Но Адзисава знал, что под одной крышей с ним живет дикий звереныш, таящий до поры до времени свою суть. Под маской послушания и приветливости спрятаны острые клыки, и невозможно предугадать, когда они обнажатся в грозном оскале. Пока же все тихо и мирно, посмотришь со стороны — обыкновенный папа, обыкновенная дочка.
Они сели на скамейку. Ласковое осеннее солнце лило на них сверху свое прозрачное сияние. Фильм настроил Адзисаву на сентиментальный лад, и он сидел в золотистом свете дня расслабленный и размягченный. Какие там клыки, мысленно укорял он себя, выдумал тоже. Его охватило блаженное бездумье, подступила дремота.
В эту минуту издалека донесся громкий треск моторов. Шум нарушил тишину воскресного дня, но Адзисава поначалу не обратил на него внимания. Треск становился все громче и громче, но открывать глаза было лень — так приятно, когда сознание бродит где-то между явью и сном. Веки отяжелели, но достаточно легкого толчка, и дрема улетит, сознание прояснится. Усиливающийся шум раздражал, но открывать глаза все же не хотелось.
Вдруг Адзисава почувствовал, что по тельцу сидящей рядом Ёрико прошла дрожь. Она вся напряглась, словно вглядываясь во что-то.
Рев моторов слился в оглушительный гул. Обеспокоенный поведением Ёрико, Адзисава наконец открыл глаза.
— Ёрико, ты что?
— Папа, берегись! — закричала она.
— А? — Он окончательно проснулся, и тут грохот моторов обрушился на него лавиной. Прямо на скамейку неслись десятка полтора мотоциклистов.
— Бежим! — крикнул Адзисава. Они вскочили, но было поздно — ревущие машины зажали их в кольцо. Круг медленно сжимался, передние колеса мотоциклов угрожающе надвигались. В седлах сидели молодые парни в шлемах и черных кожаных куртках. Они истошно завопили, имитируя боевой индейский клич, и рванули ручку газа. Один рокер пронесся мимо, едва не задев рулем Ёрико, и ударом ноги швырнул ее наземь. Остальные, друг за другом, промчались следом.
— Не вставай! — Адзисава прикрыл девочку собой. Он не мог даже поднять ее на ноги — бешеные юнцы проносились с обеих сторон вплотную к ним. Ёрико уже не кричала, она онемела от ужаса. Вокруг поднялось облако пыли, почти ничего нельзя было разглядеть, только страшный рев моторов раздирал
