бывало, и с женой словом перемолвиться времени нет. Разве это жизнь? Вот теперь — живи не хочу.
— Вы говорите неправду. Вам тошно и одиноко без работы, поэтому вы и заливаете горе вином.
— Я не собираюсь дискутировать с вами по этому вопросу. Меня такая жизнь устраивает, поняли? Левые, правые, революция, контрреволюция — мне на все начхать. Оставьте только меня в покое и творите, что хотите.
— А не противно вам будет жить, зная, что ваше молчание куплено жалкой подачкой?
— Подачкой?! — Хмельной взгляд журналиста вспыхнул гневом.
— Разве нет? Вы же продали и совесть, и журналистскую честь за вашу «зарплату». Ну, если не продали, то забыли о них. Не продешевили, а?
— Идите вы… Семья и спокойная жизнь — вот все, что мне нужно. Хватит с меня романтики и болтовни о справедливости. Все, разговор окончен, убирайтесь.
— Подумайте. Неужели вы сдались? Неужели пропьете свое призвание? Будете закрывать глаза на то, что творят Ооба и компания? Не противно вам?
— Нет. А вы-то сами, чего вы добиваетесь? Ну, свалите вы Ообу, а дальше что? Думаете, людям лучше жить станет? Ха! Мир каким был, таким и останется. Может, еще и похуже времена начнутся. Сейчас хоть порядок и покой. Если империя Ооба рухнет, она погребет нас всех под обломками! Какое нам дело до низины Каппа? Все равно земли эти были бросовые, их каждый год водой заливало. Спасибо надо сказать мэру, что он добился строительства дамбы. А уж вам-то, чужаку, в наши дела вообще соваться нечего! Нашли убийц Томоко-сан — и прекрасно, вот и подавайте на них в суд. А дамбу не трогайте, понятно? И ради бога, уходите, я спать хочу.
— Не собирались дискутировать, а целую речь произнесли в защиту Ообы. Подачку отрабатываете? — язвительно бросил Адзисава.
Мутные глаза журналиста на миг прояснились, он открыл было рот, хотел что-то ответить, но вдруг обмяк и только безвольно махнул рукой.
КОНТРУДАР
У мэра Хасиро было четверо детей. Старший сын, Нарута, возглавлял совет директоров компании «Природный газ Ооба» — главного звена гигантского концерна; второй сын, Нарудзи, был президентом «Транспортной компании Хасиро» и членом правления еще нескольких компаний; единственная дочь, Сигэко, вышла замуж за Ёсиюки Симаоку, ставшего благодаря этой выгодной партии главным редактором «Вестника Хасиро» и одним из вице-президентов всего концерна.
Трое старших детей радовали отца, но вот с младшим, Наруаки, были одни неприятности: он еще и школу окончить не успел, а полиция уже все уши прожужжала отцу о его неблаговидных забавах с девицами и прочих художествах. Блюстители порядка до поры до времени старались не обращать внимания на «проделки» юного отпрыска августейшей фамилии, но в последнее время Наруаки начинал переходить все границы.
Чего стоили хотя бы пресловутые «Бешеные псы», которые по выходным дням совершали налеты на соседние города, где устраивали грандиозные побоища с местными рокерами.
— Господин мэр, попросите вашего сына ограничить свою… э-э… деятельность пределами Хасиро, — взмолился начальник полицейского управления. — В другом городе мы не сможем его защитить.
Иссэй Ооба вызвал сына и задал ему взбучку, но большой пользы от отцовского нагоняя не вышло, Наруаки вскоре взялся за старое.
— Нет, не будет из него толку, — вздыхал мэр, но почему-то питал к своему непутевому отпрыску особую слабость, а тот пользовался этим и день ото дня становился все наглее. Он знал, что любая выходка сойдет ему с рук — его всегда надежно укроет любовь отца и мощь отцовской империи.
В последние дни Иссэй стал замечать, что с его младшим творится что-то неладное. Каждый из членов большой семьи жил в собственных апартаментах, но юного Наруаки мэр пока держал при себе. И вот тот уже несколько дней не появлялся за столом во время семейных трапез.
— Где это Наруаки пропадает? — спросил Иссэй у старшей горничной Куно, прислуживавшей за обедом.
— Молодой господин заперся у себя. Говорит, аппетита нет, — ответила Куно, лучше кого бы то ни было осведомленная о том, что происходит в доме.
— Аппетита нет? Да я его уже дня три не вижу! Он что, заболел?
— Вроде бы нет.
— Так заболеет — столько дней без еды сидеть!
— Я ношу ему поесть, только он к еде почти не притрагивается.
— Ах, паршивец, опять что-нибудь натворил, — забеспокоился Иссэй. Должно быть, дело нешуточное. Досадливо прищелкнув языком, мэр быстро закончил обед и поднялся из-за стола. «Старшие — дети как дети, помогают отцу, на них можно положиться, а с этим просто беда. Но до чего все-таки хорош, сорванец. Если даже что натворил, я для него ничего не пожалею».
Иссэй подошел к комнате сына и толкнул дверь. Она — | была изнутри закрыта на ключ. Это показалось мэру странным. Он постучал и прислушался: в комнате раздался шорох.
— Наруаки, а ну-ка открой. Это я.
— Пап, неохота мне ни с кем разговаривать. Шел бы ты.
— Да что с тобой происходит? Молодой, здоровый парень, а сидишь который день взаперти!
— Ладно, ладно, я один хочу побыть.
— Немедленно открой! — слегка повысил голос Иссэй. Этого оказалось достаточно, чтобы сын повернул ключ в замке.
В комнате все было вверх дном, Наруаки с кислым видом уселся на пол и опустил голову. Потянув носом, Иссэй поморщился:
— Ну и вонища тут у тебя. Открой окно! Как ты можешь сидеть в таком бардаке?
Он сам подошел к окну и распахнул его пошире. Потом взглянул на сына и ахнул — до того Наруаки осунулся и побледнел.
— Ты что, заболел? Сейчас врача вызову!
— Не надо, я в порядке.
— В каком порядке! А ну выкладывай, что натворил?
— Ничего я не натворил.
— Наруаки!! — загремел голос мэра. Сын сжался и мелко задрожал.
Иссэй заговорил мягче:
— Послушай, я — твой отец. Думаешь, я не вижу, тебя что-то гложет? Скажи мне, и я помогу. Можешь не сомневаться, у отца хватит сил вытащить тебя из любой беды.
— Из любой? — поднял наконец голову Наруаки. Глаза его смотрели на отца со страхом и мольбой.
— Да, — твердо ответил Иссэй. — Из любой. Для меня не существует невозможного.
— Папа, мне страшно! — всхлипнул Наруаки и, словно ребенок, спрятал лицо на груди отца. Он прекрасно знал, чем лучше всего разжалобить отцовское сердце.
— Ну-ну, тебе нечего бояться, у тебя есть я. Говори.
Иссэй погладил сына по плечу. Сейчас он был похож на самого обыкновенного папашу, который ни в чем не может отказать своему избалованному чаду.
— Кадзами засыпался!
— Что еще за Кадзами?
— Один из моих парней.
— Что значит «засыпался»?
— Его зацапала полиция. Он наверняка все выложил!
