Вдруг сердце Гейл замерло, она встретилась взглядом с Грэхемом Бреттом, сидящим за дальним столиком к ним лицом, Бэрри сидела спиной к залу, напротив доктора, за их столиком на двоих.
Напряженный взгляд доктора перешел с Гейл на Гарри и в нем появилось явное неудовольствие.
Гейл почувствовала, как напрягся Гарри и поняла, что он тоже их увидел.
– Понимаете ли вы, сестра, что своим поведением подрываете авторитет доктора? – Грэхем Бретт стоял перед Гейл, его губы сжались в жесткую, безжалостную линию. – Я хочу поговорить с вами, сестра, – сказал он в конце вечернего приема, и вот теперь, после его заявления, Гейл пыталась заставить свои губы не дрожать, а голос звучать ровно и спокойно.
– Я об этом не подумала. Мне просто не пришло в голову посмотреть на это с такой точки зрения.
– В самом деле? Не думаете же, вы, что я поверю, будто вы не знали о том, что я не разрешал Гарри Мэтьюсону сходить на берег.
Гейл никогда не видела его таким рассерженным. Она пыталась испуганно оправдываться.
– Я... я знала, конечно. Но... но...
– Но вы не могли отказать себе в удовольствии, – его жесткий голос, как ножом, отсек ее оправдания.
Щеки Гейл вспыхнули. – Все было совсем не так. – Гейл почти плакала.
– Может быть, я и не могу заставить всех следовать моим советам, но я, во всяком случае, не позволю моему персоналу поощрять в пациентах пренебрежительное отношение к моим приказам. Если вы считаете, что на корабле не должны соблюдаться этические нормы, принятые для сухопутных больниц, то сильно ошибаетесь.
– Я очень сожалею, – выдавила из себя Гейл. Она была обескуражена тем, как сурово разговаривает с ней доктор. Ей и в голову не приходило, что, согласившись сопровождать Гарри, она, тем самым, подрывает его авторитет. Она попыталась объяснить это, хотя горло ее было сжато от волнения, а к глазам подступали слезы.
– Гарри – он все равно пошел бы. Я не думала – то есть, мне показалось, что нужно...
– Вы – член медицинского персонала на судне, – он прервал ее с ледяной суровостью в голосе. – И ваши действия должны оцениваться с этой позиции. Это серьезнее, чем вы себе представляете, сестра, и хотя мне не хотелось, бы принимать меры, я должен вас предупредить, что в дальнейшем нарушение дисциплины с вашей стороны повлечет адекватную реакцию со стороны администрации. У меня все, сестра.
Но Гейл не считала, что разговор окончен. Она вскинула голову.
– Это нечестно! – обвинила она Бретта. Голос ее окреп и набрал силу, хотя в глазах блестели слезы. – Вы меня даже не выслушали! Вы... – Он холодно посмотрел на Гейл и вышел, не говоря ни слова.
Гейл осталась стоять посреди кабинета; она закрыла лицо руками. Девушка была даже благодарна ему за то, что он вышел, не позволив ей договорить. Чувство обиды от перенесенной несправедливости могло заставить ее сказать что-нибудь, о чем она бы потом пожалела. Говорить с доктором в таком тоне считалось совершенно недопустимым.
Гейл бы многое отдала, только чтобы оказаться сейчас в своей каюте со своим унижением и обидой, но ей пора было сменить сестру Мак Манус.
Ей трудно было сосредоточиться на работе, она все время вспоминала этот ужасный разговор и то, как холодно и враждебно смотрел на нее Бретт.
Если согласиться с его точкой зрения, она действительно поступила неправильно. Гейл сидела за столом в маленьком офисе с ручкой в руках, она собралась писать дневной отчет, но невеселые мысли отвлекли ее от этого занятия. Как это она сразу не подумала, что ее прогулка с Мэтьюсонами может быть так неверно воспринята доктором? Наверное, он имеет право говорить то, что он сказал. Но зачем он был с нею так суров?
Слезы опять подступили к ее глазам. Все ее мечты теперь были разрушены. Невозможно было поверить, что та ночь, когда корабль проходил Канал под яркими звездами пустыни, ей не приснилась. Что заставило Грэхема так к ней перемениться?
Гейл решила, что это была не просто попытка поддержать свой авторитет. Разговор об авторитете послужил поводом, позволяющим выплеснуть наружу недовольство, накопившееся в результате какого-то более глубокого и личного переживания. Но какого?
Она услышала шаги и подняла голову. В дверях стояла сестра Мак Манус. Несмотря на жару, она, как всегда, выглядела свежей и аккуратной в своем сером кружевном вечернем платье.
– Вы еще не ужинали, сестра? – спросила Мак Манус.
– Я не голодна, – сказала Гейл, избегая прищуренного взгляда старшей медсестры.
– Все равно, вам надо поесть. – Сестра Мак Манус подошла к столу. – Получили взбучку от доктора, да? Не принимайте слишком близко к сердцу. Доктор Бретт очень обеспокоен в последние дни, очень. Тому есть причины личного свойства. Это не делает его мягче в обращении с персоналом.
Гейл была приятно удивлена сочувственной улыбкой, появившейся на обычно неулыбчивом лице старшей сестры. Ее немного согрела мысль о том, что та заглянула сюда специально, чтобы поддержать Гейл. Загадочное упоминание о том, что доктор обеспокоен по каким-то «личным причинам», возбудило в ней жгучее любопытство.
– Должна все же заметить, – чуть сдержаннее продолжала Мак Манус, – что, по-моему, у доктора были все основания вызвать вас на ковер. Вы не слишком мудро поступили – с учетом всех обстоятельств. Вы, разумеется знаете, что с помолвкой покончено и по кораблю поползли всякие слухи и невероятные истории?
– Именно поэтому я и сжалилась над Гарри. Я посчитала, что лучше мне быть рядом с ним. Он сказал мне, что мисс Харкорт расторгла помолвку.
Сестра Мак Манус изучающе посмотрела на Гейл и сухо заметила:
