ответить на разнообразные религиозные вопросы, которые с ними были связаны. Но, по-видимому, оказалось невозможным создать законченную систему».
Мы не имеем отельных сведений о судьбах персидского культа в течение столетий после арабского завоевания. Но что там не было запрета парсизма, видно из того, что как манускрипты Авесты, так и пехлевийские писания, все относятся к этому периоду. Даже на новоперсидском языке писали сочинения, с целью разъяснения темных пунктов в персидской религии, вплоть до новейшего времени. Другие сочинения также свидетельствуют о духовной деятельности этого времени, между прочим интересное сочинение Улемай-Ислам, в котором персидский вероучитель излагает свое верование перед несколькими мусульманами. Высоким уважением пользуется у парсов еще одна книга, которая содержит откровения, данные 15-ти древним пророкам на новоперсидском языке. Произведение это называется Дезатир и опубликовано оевропеившимся туземцем Индии муллой Фирузом бен Каусом в 1818 году. «Но уже и в то время, когда эта книга только что сделалась известна европейским ученым, — говорит Шантепи-де-ля- Срссей, — она возбудила сомнения; теперь же, конечно, никто уже не станет принимать ее за действительно древний и достоверный источник». А между тем автор «Дабистана», относимый к XVII веку, составил свое изложение персидской религии на основании этой самой книги.
Лишь при династии Газневидов получили свою окончательную форму древнеперсидские героические предания. Абуль-казим, по прозванию Фирдуси (ум. 1020) и (по соображениям, высказанным в VI книге Христа) современник или преемник Абул-казима же, по прозванию Достославный (Магомет), написавший Коран, передал нам героические сказания в своей «царской книге» (Шах-Наме по-персидски). Они имеют одинаковую ценность и для науки и для литературы. Первая часть его книги излагает мифическую первобытную историю, в которую включено много интересных эпизодов; эта часть доходит до появления пророка при Гистаспе. Вторая половина царской книги содержит легенды об Александре Великом (Искандере), очень короткую историю Арсакидов (Ашканидов) и более подробную историю Сассанидов. Она представляет целый ряд геройских сцен и многих царей, к деяниям и приключениям которых автор возбуждает интерес с их чисто психологической мотивировкой. Главный мотив составляет борьба иранских героев против темной силы Турана (турок).
А в религиозном отношении поэт не всегда верен сам себе. Мы находим у него смесь древнеперсидских и магометанских идей, но последним принадлежит львиная доля. У Фирдуси уже древние мифические цари сооружали большие храмы огню и понятие о божестве имеет более магометанский, чем парсийский характер. Существует лишь один единственный бог, от которого исходит как добро, так и зло и герои постоянно чувствуют свою зависимость от могущества коварной и неизбежной судьбы.
«Теперешние парсы в Западной Индии, — говорит Шантепи-де-ля-Соссей (II, 228), — достигают лишь 85 000 душ, из которых почти 50 000 живут в Бомбее. Их обычные занятия составляют торговля и промышленность; между ними очень мало земледельцев и совсем нет солдат. Вообще же они пользуются благосостоянием и занимают почетное положение. Их руководители придают образованности большое значение, но знание древнего зендского языка среди них незначительно и потому их традиции непрочны и только в их правах и обычаях продолжает жить многое, что считают за древнее …
Из этого-то источника и получены те сведения, которые дают европейские путешественники со времени Анкетиль-дю-Перрона, или образованные парси, как Дособхай Фрамхи относительно жизни и занятий парсов, об их праздниках и погребальных обрядах, или об устройстве их дакм, согласно с якобы древними предписаниями. Их религиозное учение в том виде, как оно, например, излагается в катехизисе Гузарати, в высшей степени просто: исповедание единого бога и его пророка Зороастра, исполнение нравственных заповедей, вера в награду и наказание в загробной жизни. Здесь парсизм сильно приближается к исламу, хотя действительного знания собственной религии и понимания ее источников у парсов не существует, — повторяет автор этой главы в книге Шантепи-де-ля-Соссей (II, 229), предвосхищая мой вывод, что все восточные народы узнали историю своих собственных религий от современных нам европейских ориенталистов; произносимые ими зендские молитвы совершенно для них непонятны; даже образованные парсы, как Дособхай Фрамжи в знании Авесты являются учениками европейских исследований.
А мы только прибавим к этому от себя: «Не в одном знании Авесты, но и в буддизме, и в магометанстве, ив конфуцианстве, и в брамаизме. Вся псевдо-древняя история Азии создана в новейшее время Лондонскими, парижскими и Берлинскими ориенталистами и преподнесена в готовом виде изумленным туземцам, которые даже и не подозревали, что у них такие длинные хвосты в глубине веков!.
Читатель уже знает, что главнейшие наши сведения о древних «парсах» мы имеем не из Персии, а из Индии, в которую они будто бы переселились из той страны, которую европейцы окрестили Персией, хотя у самих обитателей этой страны имя Персия совсем не известно, они называют себя Ирани, а созвучное с Персией имя впервые встречается в Библии, где упоминается народ Паризи, более созвучный с древним названием французов — парижанами.
Откуда же мы знаем, что эти индийские парижане приехали из …
«О переселении парсов в Индию, — говорит К. Иностранцев,[147] — мы имеем извести я в Киссе-и-Санджан (Повествовании о Санджане). Сочинение это, впрочем, не может считаться историческим памятником парсийской письменности в точном смысле этого слова: по форме оно вполне примыкает к обычному типу парсийского поэтического творчества (оно написано стихами), содержанием же своим обязано, несомненно, почти исключительно устному преданию парсийской общины. Содержащиеся в нем исторические данные были в недавнее время подробно разобраны ученым парсом Моди.[148] Нужно отметить, что Кисса-и-Санджан написано весьма поздно — на рубеже XVI—XVII веков нашего летоисчисления (древнейшая рукопись его, известная Д. Д. Моди, относится к концу XVII века) и автор его, Бахман-бен-Кейкобад-бен-Хормаздийр, неоднократно указывает на то, что основывает свои повествования на древних преданиях.
Так говорит сам К. Иностранцев. Но какую же историческую ценность, — спросим мы, — имеет повествование, основанное на ничем не проверенных и притом одиночных случаях, так как только в необузданном воображении старинных беллетристов допускается до сих пор, что целые народы говорят в унисон, как в балетах хоры?
А в данном случае это всенародный хор пел — уж не ежедневно ли? — в течение девяти веков, не умолкая следующую арию:
«Когда последний представитель Сассанидской династии шах Иездегард лишился власти, все преданные вере Зороастра миряне и духовные покинули свои жилища. Сто лет прожили они в Кухистане (т.е. в Нагорье), а затем вследствие страха перед иноверцами перешли в Хурмуз, в области которого провели пятнадцать лет; по истечение этого срока они, вследствие притеснений со стороны иноверцев, сели вместе с женами и детьми на корабли и, переправившись морем, высадились в Диу. И здесь, однако, они не оставались долго — руководясь астрологическими предсказаниями, они через девятнадцать лет высадились на материк Индии, на Гуджератский полуостров и поселились в Санджане. Через несколько времени они соорудили здесь храм огня». И вот на основании этой всенародной арии, от которой после выхода рукописи Хормаздиара не осталось ни малейшего эха; Моди отмечает как будто бы исторический факт четыре даты: 1) переселение в Кухистан и пребывание там сто лет; 2) переход оттуда в Ормуз и пребывание там в течение пятнадцати лет; 3) переселение в Индию, в Диу, и пребывание там девятнадцать лет; 4) переход на материк, на Гуджератский полуостров и поселение в Санджане. Считая прекращением власти Иездегерда его смерть, Д. Моди и начинает свой расчет с этой даты, причем самое событие он относит к 651 году по Р. Х. — с этого времени парсы и поселяются в Кухистане. Чтобы получить дату выхода из этой области в Ормуз, надо прибавить сто лет — 651+100=751 г. по Р. Х. С этого времени они пятнадцать лет живут в Ормузе — 751_15=766 г. по Р. Х. Этим годом датируется их переселение в Индию. В Диу они пребывают девятнадцать лет — 766+19=785 г по Р. Х., год их поселения в Санджане.
Так просто и точно решаются «на основании народных преданий» хронологические вопросы! А по какому же календарю, — спросите вы, — пел парсийский народ эту свою арию? Ну, конечно, по современному нам парсийскому солнечному календарю!
Ведь это же говорят и другие, открытые европейцами восточные писатели, писавшие через тысячу или более лет после описываемых событий и объевропеившиеся индийские историки, вроде самого Ивана Джемса Моди. Ведь сам Динавери, относимый к IX веку при рассказе об убийстве Иездегера, говорит: «Это случилось в 6 году халифата Османа, т.е. в 30 году Хиджры; тогда-то и было прекращение самостоятельного персидского государства и до сего времени персы ведут от этого события свое летосчисление».
