двинулись вперед осторожно.
Возле приметного, поваленного в бурю дерева ангмарец знаком приказал Дрели оставаться на месте, кинул ей повод и крадучись пошел вперед, медленно вытягивая из ножен кинжал.
Среди деревьев плясал костер, слышались приглушенные голоса.
Осмотревшись, глава Легиона двинулся дальше, моля небеса, чтобы у ливонцев не оказалось с собой собаки.
Такое случалось, хотя и редко. Прожорливые, но в то же время и ленивые для охоты ландскнехты быстро пускали четвероногих друзей человека на жаркое.
Пса не оказалось. Да и любого другого серьезного противника назгул не заметил.
«Видно, отставшие от своих раненые, — подумал он. — Или дезертиры. Или мародеры. А еще вернее — и то, и другое, и третье. Отстали по уважительной причине, а потом решили вернуться назад, обшарить место побоища и дать деру из славного воинства магистра».
Действительно, на частицу регулярной армии или тыловое охранение кучка ливонцев никак не тянула. Обмотанные тряпками руки и ноги, перевязанные головы — все это говорило о том, что оставшийся за командира Шон не дал немцам нагнать отряд. Не только улепетывал, но и огрызался.
— Пятеро, — пробормотал себе под нос назгул. — Наверное, нужно впотьмах мимо прошмыгнуть…
Тут он заметил нечто, поначалу укрывшееся от его взора в неверном свете угасающего костра.
Чуть в стороне от сложенного кучей оружия лежала связанная женщина, избитая и измазанная в земле. Задранный подол дополнял картину происшедшего.
Кровь ударила в лицо назгула. Он мучительно вглядывался в грязные лохмотья, покрывающие тело жертвы, силясь опознать, кто из их отряда попался в лапы мародерам. Но здоровенный детина в полосатых штанах заслонил костер, протягивая в огонь кусок солонины, нанизанный на алебарду.
Назгул вытащил меч, навернул плащ на левую руку, укрыв тканью кинжал, и метнулся вперед. Постояв мгновение за деревом, он переместился к следующему стволу, потом вновь повторил маневр.
Вскоре он оказался в нескольких шагах от беспечно горланивших песни наемников. Не таясь, ангмарец двинулся вперед, медленно, с неотвратимостью смерти.
Первым его заметил сидевший на седле арбалетчик, что-то прокричал и попытался вскочить. Удар сапога своротил ему челюсть набок и опрокинул тело в костер.
Алебарда с дымящимися ломтями мяса взметнулась и прошелестела над головой пригнувшегося назгула, эфес меча грянул в бородатое лицо наемника, превращая его алое месиво.
Трое остальных вскочили на ноги. Двое метнулись к оружию, третий, более сообразительный, успевший прочесть свой приговор в лице врага, опрометью кинулся в лес.
Но далеко убежать он не смог. Связанная женщина умудрилась извернуться гусеницей и подставила ему подножку. Со всего размаха ландскнехт грянул в древесный ствол и в течение нескольких мгновений яростной сшибки сидел, бестолково тряся головой и постанывая.
Клинок назгула скрестился с германским кошкодером, легко, словно перышко, отбросил легкий меч и, продолжая движение, обрушился на руку ливонца. Защищенная наручем конечность тут же разжалась, выпустила бесполезный уже меч и повисла плетью.
Выпад второго противника ангмарец принял на обмотанную плащом руку, вернее, на спрятанный под тканью кинжал. Короткий и злой пинок в пах заставил тевтонца согнуться пополам, а массивное оголовье мечевой рукояти раскроило череп.
Глава Легиона метнулся вперед, протаранив плечом немца со сломанной рукой, отшвырнув его к полуоглушенному собрату.
— Нихт! — успел крикнуть немец, когда огромный полутораручный меч взлетел, словно коса смерти, обрушился наискось слева направо, сокрушая незащищенную шею.
Последнего врага назгул добил коротким кинжальным тычком в глазницу и бросился к распростертой женщине, делавшей попытки отползти подальше от места схватки.
Вздох облегчения вырвался из груди ангмарца. Перед ним лежала совершенно незнакомая тетка, скорее всего, крестьянка из ближайшей сервской деревушки, подвернувшаяся драпающим из войска Кестлера мародерам.
Назгул быстро перерезал ее путы, женщина с гортанным криком, совершенно не похожим на человеческую речь, вскочила, но тут же покачнулась и опустилась на землю.
— Ноги-то затекли, — сказал ангмарец. — Куда ты рвешься? Уже все кончилось. Посиди у огня, да двигай домой.
— Московит? — спросила, коверкая звуки, немка.
— Рашен партизан, — устало ответил назгул.
— Казак?
— Не совсем.
Похоже, в Ливонии казаками пугали детей. Животный ужас в глазах немки начал угасать.
— Ну — я пойду… — Ангмарец поднялся, и принялся обшаривать трупы. Давно уже прошли те времена, когда его воротило от подобных занятий, да и от самого вида мертвецов.
Он нашел флягу с вином, ломти солонины, завернутые в листья лопуха, и потемневший папир, а также колчан вполне сносных стрел, которые прихватил для Майи. Подумав, он поднял из грязи легкий кольчужный хауберг, вовремя вспомнив о непокрытой голове Дрели.
— Прощай, — сказал он молча скрючившейся у огня спасенной женщине и кинул ей на подол кожаный кошель с монетами. — Может, хоть ты не станешь болтать, что русские пожирают младенцев и пускают села на ветер.
— У нас такое и не болтают, — с трудом подбирая слова, выдала женщина. — И не немка я, полька.
— Вот как, — пожал плечами ангмарец. — Ну бывай, славянка.
Не оборачиваясь, он зашагал прочь от костра.
Насмерть перепуганная Дрель встретила его причитаниями вперемешку с густым матом, но тут же запнулась и замолчала, разглядев забрызганный кровью плащ.
— Дорога свободна, — пробурчал назгул. — Нечего таращиться, кровь не моя, хвала Великой Тьме. Трогай уже.
Примерно через два часа ангмарец остановил коня.
— Надо бы на дерево забраться, — сказал он неуверенно. — Ливонцы нам по дороге не попадались, значит, они гонят наших на восток. Пора бы нам уже их нагнать. Очень не хочется налететь на тыловое охранение.
— Я сама, — сказала Дрель. — Или я не эльфийская принцесса?
Резво подоткнув подол платья и приоткрыв весьма аппетитные ножки, она обезьяной взлетела по ветвям вверх, растворившись в густом лесном пологе.
Ангмарец ждал, поигрывая уздечкой и вслушиваясь в шорохи ночного леса.
Сверху посыпалась кора, и на траву шумно спрыгнула Дрель. Щека ее была расцарапана, платье на плече зияло прорехой.
— Они прямо перед нами.
— Охранение?
— Вернее будет сказать — стража обоза. Там пара телег, три шатра и дюжина мордоворотов. Сидят на тюках с арбалетами и пялятся вокруг.
— А главных сил не видно?
— В паре километров начинается подъем из этой долины. Гребень холма, похоже, наши и ливонцы уже перевалили.
Ангмарец спрыгнул с коня.
— Будем обходить. На вот, надень на башку. И не перечь! Мне воевода за тебя руки-ноги повыдергает.
Дрель на удивление покорно нахлобучила сменный войлочный подшлемник назгула, а поверх него хауберг.
