Если вкратце — деньги их совершенно не интересовали. Только снаряжение и оружие.
— То есть они их с собой не прихватили, — догадался Стас.
— Куда там, — усмехнулся Герман. — На месте исчезновения одного цыгана, произошедшего, кстати, в чистом поле, так и остались долларовые пачки. Будто выкинул он их, как обертку от конфеты.
— Кто-то оставил не потраченную «выручку» друзьям и знакомым, членам семей, потратил на благотворительность. А кое-кто просто в печи сжег — один такой точно был. Видимо
— Ни себе, ни людям, — кивнул Пшибышевский. — Занятные истории, ей-богу.
Он быстро покрывал лист каракулями.
— Исчезали-то они как? С дымом и треском? Оставив после себя воронку с оплавленными краями?
— Так же, как и «фестиваль». С общим приветом и без всяких следов.
Стас почесал карандашом за ухом.
— Допустим, — сказал он, глядя в потолок, — только допустим, «гость» от сотрудничества уклонится. Или тоже исчезнет. С общим приветом. Тогда…
— С меня сорвут погоны, а вас отправят на блокпост в какую-нибудь приграничную с Чечней кавказскую республику, — сказал бодро полковник.
— Тогда, — продолжал рассуждать Стас, — нам останется только строить догадки. Версия вырисовывается совершенно чумовая.
— Излагай. У меня в конторе чумовые версии в ходу, — величественно разрешил начальник.
— Некие темные силы, сокрытые в пучине времени, используют наших сограждан для каких-то неясных целей. Скажем — для колонизации земель, или что-нибудь в этом духе. Для того чтобы экипировать их, неясным образом засылают сюда бриллианты. Эксперимент проходит удачно, и они решают пополнить ряды колонистов новыми сотнями.
Глаза Пшибышевского загорелись.
— Двустволки и фашистские гранаты оказались не очень эффективными, а бриллианты — слишком дорогими. Ведь в пучине времен главное — психика и умение владения холодным оружием. Посему выбрали ребят из военно-исторических клубов. Дешево — и сердито.
— Но почему не зулусов с ассегаями? Они уж точно владеют своими копьями лучше «фестивальщиков», — возразил Герман.
— А тут приходиться допустить, — отпарировал Стас, — что мы имеем дело с силой, заинтересованной исключительно в русских.
Полковник кашлянул.
— Интересно, — сказал он, — есть ли на Западе аналоги моей конторы? Наверняка ведь есть, и так же хорошо умеют держаться в тени. Вот у них бы спросить про аналогии и других «гостей».
— Вряд ли это осуществимо, не так ли, товарищ полковник?
— Так, Герман, так, — вздохнул дядя Саша. — Кто же с такими вопросами вылезет на международный уровень?
— Ну что же, — Стас посмотрел на свой исписанный лист и приобщил его к общей куче папок. — Я прошу разрешение на ознакомление с материалом до того, как начну работать с Игорем.
— Похвально, — сказал полковник. — Но срок тебе — трое суток. Потом — приступай к допросам.
Он повернулся к Герману:
— А ты, балда, запомни — еще один факт художественной самодеятельности, граничащий с должностным преступлением, и…
— Так точно…
Герман вполне сносно вытянулся, но честь отдал на дурацкий заокеанский манер.
— Учту пожелания начальства!
Стас собрал паки, кассеты и бумаги в пластиковый пакет, направился к сейфу, и тут обернулся к полковнику:
— Я вот думаю: кони, мечи… Весь мой тренинг…
— Верно думаешь, — кивнул головой полковник. — Если можно оттуда сюда «гостя» заслать, вдруг да отсюда, туда можно заслать нашего человека?
Стаса передернуло.
— Уж лучше перевербовать игореву «начинку».
— А гарантии искренности где взять? — развел руками полковник. — Так что будь готов к самым диким заданиям, капитан.
— А ты еще ворчал, что работу не дают по профилю, — не преминул съязвить Герман.
Глава 15. Князья
Рыхлая земля размокла после недавнего дождя, и кони ступали тяжело, увязая в грязи по самые бабки. Командир маленького личного воинства князя Басманова, засечник Ярослав, продолжал ворчать, однако опричный воевода давно привык к этой его манере и обращал внимание на причитания ратника, не больше, чем на комариный писк.
— Надобно было прихватить с собой два десятка стрельцов, да казачков с дюжину, — бормотал в бороду Ярослав, труся по правую руку от князя. — Небось не к теще на блины по родной стороне едем. Кругом земля германская.
— Наша, наша это уже земля, — усмехнулся князь. — Или Кестлер своими демаршами и на тебя тоску нагнал?
— Спужать не спужал, — пришел ответ, — но на думки невеселые навел.
— И о чем думки-то?
Ярослав нахмурился.
— Раньше, когда кругом от наших полков черным-черно было, германец не озоровал, сидел тихо по своим деревенькам да городам, словно битая собака. А сейчас, слухи ходят, осмелел зело.
— Это ты про засаду на ертаул наш? Да то смех один, а не засада. Прилетели две-три стрелы из кустов, коней посекло, и все дела. На наших югах, где-нибудь на ногайском тракте, об этом на второй день и говорить бы перестали.
— Так то на ногайском тракте, — покачал головой засечник. — Степняк — он по-другому не умеет. Ни пяди без боя землицы не сдает. А тут народ смирнехонек, к порядку приучен. Но как зашевелился Кестлер, так народец вдруг к топору потянулся.
— Видно, кто-то воду мутит, подбивает их на озорство и разбой, — отмахнулся Басманов беспечно. — Руки не доходят разбираться, кто здесь омут будоражит. Но, сдается мне, как только полки через Наро-ву пойдут, притихнут здешние людишки. Верно ты говоришь — совсем они не ногайцы, да и не татары. Забитые, смирные, гладкие да сытые.
— И все же надо было стрельцов взять конных, — не унимался Ярослав.
Басманов посмотрел на него с ехидцей.
— Уж не стареешь ли ты, верный мой человек? Сервов с вилами да самострелами испугался?
— Не за себя робею, — буркнул обиженный засечник.
— А ты за меня не бойся. — Басманов вытащил из-за пазухи крест и поцеловал его. — Небось, нескоро еще смертушка моя.
— На Бога надейся, сам не плошай.
Князь удивленно воззрился на Ярослава.
— Как ты сказал?
Тот повторил.
— Сам, что ли, измыслил?
