Надо же… Ужаст.
Пакость, сколь редкая, столь и редкостная.
Крошечная стрела, чей наконечник – клык водного вампира де-хаака, а древко – вываренный в крови лобаст трехсотлетних русалок, ивняк, при попадании в жертву инициировала овеществление ее самого жуткого страха. По окончании срока созревания ужаст, вытянув из носителя почти все силы, разрывал кокон и выбирался наружу. При значительной подпитке Силой чудовище, рожденное подобным образом, могло просуществовать достаточно долго. В противном случае оно ненамного переживало своего хозяина, лишившись подкормки.
Ужасты так хорошо запомнились мне потому, что впервые меня вырвало на занятии аалоны Рениты, посвященном как раз лобастам. В то прекрасное утро преподавательница в качестве дополнения по штудируемой теме поведала нам занимательную историю возникновения такого прогрессивного оружия, как ужаст, сопровождая свой и без того красочный рассказ показом гравюр, изображающих жертв. Для особо впечатлительных был заготовлен отдельный подарок – демонстрация заспиртованной головы лобаста, чья жуткая перекошенная харя снилась мне потом целую неделю.
Я осторожно отстранилась и посмотрела девочке прямо в глаза, пытаясь мысленно четко сформулировать вопрос.
«Как это произошло?»
И открыла сознание для ответа.
Меня закружило в калейдоскопе чужих воспоминаний, которыми щедро делилась русалка.
Праздник исхода лета – лови мгновение – вода ночь от ночи становится холоднее. Но эта ночь – особенная. Сумасшедше звездная. Ночь Совершеннолетия. Переливчатый смех, ошибочно принимаемый человеческим ухом за журчание воды, разносится по реке. Юные русалки дарят свой первый танец луне, будоражащей холодную кровь, толкающей на безумства. Она нашептывает Ати всякие глупости, обещая несбыточное, запретное, подмигивает желтым глазом. И манит, манит, манит…
В Черную Заводь.
– Испытание-испытание-испытание, – журчат насмешливо подружки. – Не сможешь, не осилишь, побоишься…
– Испытание-испытание, – вторит им Река.
– Испытание… – злорадно ухмыляется Луна.
– Смогу! – за русалку кричит ее безрассудство.
Вздрагивая от каждого всплеска и пугаясь собственного хвоста, Ати все же плывет вперед – туда, куда и днем не каждый водный житель отважится сунуться. Свет ни луны, ни звезд не проникает сквозь тьму Черной Заводи. Пусто. Тихо. Мертво. Нигде не мелькнет даже мелкая рыбешка, только мрачно колышутся заросли жерухи.
Пение. Ати слышит его даже сквозь толщу воды – грубое, утробное, человеческое. Оно в своей отвратительности притягивает ее. Будто на поводе тащит к берегу, к поющему.
Человек. Фигура скрыта под просторным плащом с капюшоном, только неправдоподобно белые руки иногда выныривают из рукавов, чтобы бросить что-то в жидкость, бурлящую в котле. Дым зеленоватыми клубами стремится к луне.
– Что там? Что там? Что там? – повторяет Ати, подбираясь ближе и ближе.
Непонятно почему и против своей воли ей необходимо узнать, что же варится там, в котле.
Плети жерухи оставляют саднящие полосы на нежной коже, ладони кровоточат, особенно нежная чешуя на животе сдирается об остро-каменное дно.
Это неважно. Ничто неважно. Неважно, неважно, неважно…
Человек вздрагивает, увидев русалку, высунувшуюся из воды. Рука, занесенная над котлом, дергается, и жидкость из крошечной склянки проливается на землю. Мужчина взвывает, в ярости ударом ноги опрокидывает котел. Тягучая масса смачным хлюпом поглощает огонь.
Наваждение сгинуло.
Ати, очнувшись, запоздало пытается скрыться от возмездия. Страх придает необходимые силы. Но когда русалка почти поверила в свое спасение, что-то острое жалит ее под левую лопатку.
Вернувшись к подругам, Ати, обычно журчавшая без умолку, почему-то смолчала о произошедшем. Как и не сказала никому об опухоли, увеличивающейся ночь от ночи и причиняющей непереносимую боль.
Боль, которая заставила Ати в отчаянии броситься к первому же учуянному носителю Силы.
«Печальная история. И поучительная» – этими словами дежурной жалости я пыталась отстраниться от чужих воспоминаний, чтобы перестать испытывать острую боль от отравленного жала дротика в спине…
«Интересно, чем баловался маг?» Уточним, хмарный маг. Добропорядочному чародею нечего делать возле омута с плохой репутацией в праздник исхода лета – в ночь разгула нечисти. Нежитник и тот поостережется! Вряд ли Хмарник решил порыбачить в Черной Заводи, а заодно поесть ушицы из русалочьих плавников. В любом случае, что бы он ни делал, любопытная девочка помешала завершению ритуала. Довела бедолагу до бешенства, раз он не пожалел на нее ужаста.
Я ощупала опухоль еще раз – ужаст внутри нароста недовольно завозился, однако не слишком активно. Похоже, процесс не зашел слишком далеко, и русалке можно помочь без ущерба для здоровья. Моего, что немаловажно.
Нажала посильнее – жалобный крик русалки ультразвуковыми гвоздями боли вонзился в уши. Если б я могла, тоже заорала бы.
Дышать становилось все труднее. Мои судорожные вдохи и лихорадочные метания наконец-то навели Ати на мысль, что человеческой особи длительное нахождение под водой не идет на пользу, еще чуть-чуть – помогать русалке будет некому. Она схватила меня за руку и без предупреждения вытянула на поверхность со скоростью ракеты. Такая стремительность на пользу тоже не пошла: обратный процесс восстановления дыхания на поверхности был куда менее комфортным. Я долго и с чувством освобождала легкие для воздуха. На меня, извергающую бурные потоки жидкости, остолбенело уставились уже одетые, но почему-то с мокрыми волосами девушки.
Неужели ныряли по мою душу? Могли ведь забрать меч и уйти…
Я ожидала какой угодно реакции, но только не той, что последовала. Девушки с радостными криками и причитаниями, поднимая тучи брызг, кинулись ко мне.
– Ну и напугала ты нас, бесовка! – Кирина помогла мне подняться, а Эона чуть не уронила обратно, повиснув на шее.
Похоже, они были уверены – меня нет в живых, а тут такой сюрприз. Если в пути подобных «приятных» неожиданностей с моим участием будет побольше, к Нерану девушки доберутся седыми.
ГЛАВА 7
Мучнистый, трупного цвета клубень на вкус оказался еще хуже, чем на вид. Будто жуешь загустевший обойный клей – склизкий и комковатый. Безусловно, пробовать его мне не доводилось, но по испытываемым ощущениям складывалось именно такое впечатление.
– Что кривишься? Ятрышник не по вкусу пришелся? – Неранка невольно улыбнулась, увидев, как меня перекосило. – Лопай, силы восстанавливай, с прошлого утра ведь не ели, а до привала еще шагать и шагать.
Вернее, хлюпать и хлюпать.
Мы брели по мелководью против течения, спотыкаясь и вяло поругиваясь. Узкая, но достаточно глубокая, чтобы Ати могла плыть, речка плутала в ивняке, делая все возможное, чтобы замедлить наше продвижение. Появляющаяся время от времени над водой голова русалки служила нам путеводным ориентиром.
– Эон, ты как? Держишься? – Старшая с тревогой оглянулась на отставшую подругу.
Девушка в ответ жалобно шмыгнула и кивнула.
Ее зайца убили первым. Благодаря отдаче от аннигиляции заклятия, Эоне пришлось пережить не самые приятные минуты в своей жизни, но аура девушки стремительно возвращалась к своему естественному состоянию, а значит, и самочувствие светловолосой тоже должно было существенно улучшиться.
– Тогда шевели конечностями бодрее! – Жалость Кирины имела весьма ничтожные пределы. – Иначе тебе потом придется волочить меня и Рель.
