с собой.
— И если бы вашим людям удалось, они посодействовали бы мне в этом?
Гэбл изящно развел руками.
— Конечно, если бы полиция их не опередила. Но у меня имелись возможности организовать ваше самоубийство и в камере.
— Вы, я вижу, не сомневаетесь в своей способности манипулировать нашей системой для достижения своих целей.
— Я дипломат, один из тех, кто проектировал и создавал нашу систему. И потому все мои планы сбываются.
— Отчего же в данном случае вы были обречены на провал?
Гэбл уставился в пол.
— Итак, я жду ответа, — настаивал Питтман.
— Должен вас поздравить, вы оказались значительно изобретательнее, чем это следует из вашей биографии. Поверьте, если бы не ваша изобретательность, ни за что не согласился бы я на эту встречу. Для самоубийцы вы потрясающе живучи.
— Понимаете, я передумал.
Гэбл, казалось, был озадачен.
— Я не хочу убивать себя. И виной тому — вы.
— Не понял.
— Ваши действия так меня напугали, что я задал себе вопрос: почему пытаюсь спастись, если искренне желаю уйти из жизни? Ведь вы могли мне в этом помочь. Не так ли? Но при некотором размышлении я пришел к выводу, что самоубийство было моей идеей, а не вашей. И самое главное, вы заставили меня по- другому взглянуть на некоторые вещи. Я любил своего покойного сына, страшно тосковал по нему. Но ваши действия отвлекли меня от отчаяния, и я понял, что смогу жить с болью потери, что необязательно уходить в небытие.
Гэбл с недоумением посмотрел на Питтмана и, помолчав, со вздохом произнес:
— Жаль, что моим людям не удалось застрелить вас в Скарсдейле. Насколько все было бы проще!
Тут раздался голос Слоана:
— Первым был Джонатан. Затем Энтони. И вот теперь Виктор. Хватит. Я хочу, чтобы мы пришли к соглашению. Хочу остановить это безумие.
— Для этого мы и собрались, — ответил Гэбл. — Остановить безумие.
Во время разговора человек, представленный как Уэбли, стоял, прислонившись к стене, справа от Питтмана, поигрывая конфискованным кольтом.
— Чтобы переговоры оказались успешными, — заявил Гэбл, — обе стороны должны извлечь из них пользу. Итак, мистер Питтман, сообщите, что вы дадите нам в обмен на миллион долларов и два паспорта, которые получите вы.
— Безопасность. Душевное спокойствие.
— Прекрасно! Нас это вполне устраивает. Но что вы имеете в виду? Каким образом намерены предоставить нам безопасность и душевное спокойствие?
— Исчезну.
— Нельзя ли пояснее?
— Инсценирую самоубийство. Причем так, что труп не сможет быть идентифицирован.
— Говорите конкретнее.
— Ваши люди устраивают мне западню на одной из ваших яхт, а я взрываю ее и себя вместе с ней. Мое тело найти невозможно, его съели акулы или другие пожиратели трупов. На самом же деле меня на яхте не будет. Но ваши люди, наблюдая за взрывом с борта другой яхты, клятвенно подтвердят, что видели меня в момент взрыва.
— А ведь это может сработать! — с энтузиазмом заявил Слоан.
— На одной из моих яхт, говорите? — Гэбл поморщился. — Не слишком ли жирно?
— Зато правдоподобно. Учитывая нанесенный вам колоссальный ущерб, полиция ничего не заподозрит.
— В этом есть смысл, — быстро произнес Слоан.
Гэбл укоризненно посмотрел на него и снова перевел взгляд на Питтмана.
— Прошу извинить моего коллегу за столь опрометчивое заявление. Видимо, он забыл главное правило ведения переговоров — никогда не проявлять своего отношения к аргументам оппонента.
— А я полагал, мы решили быть откровенными до конца, — заметил Питтман.
— Почему же в таком случае вы сами не придерживаетесь этого правила? Так я вам и поверил, что вы исчезнете и больше не будете представлять никакой опасности!
— Именно так, не сомневайтесь, — соврал Питтман.
— А где гарантии?
— Я уже сказал. Мечтаю, чтобы меня оставили в покое, не охотились за мной. Хочу жить!
— Под новым именем?
— Да.
— С мисс Уоррен?
— Да.
— Видимо, в Мексике или, возможно, еще дальше к югу. В стране с такой экономикой, где миллион долларов весит значительно больше, чем в Соединенных Штатах.
— Да.
— После обстрела телефонными звонками вчера вечером, — раздраженно произнес Гэбл, — позволительно будет спросить, каким образом вы намерены оградить нас от тех, кого посвятили в наши личные проблемы?
— Вы имеете в виду вашу дочь?
— И ее тоже.
— Телефонные звонки служили лишь средством привлечь ваше внимание, — сказал Питтман. — Оказать на вас давление, вынудить согласиться на эту встречу и все уладить, пока не разразился скандал. Суть в том, что ваша дочь ничего конкретно не знает. Если вы примете мои условия, я отправлюсь к ней и...
Откуда-то из глубины дома послышался негромкий телефонный звонок. Следом еще один. Питтман посмотрел мимо Уэбли в ту сторону, откуда доносился звук.
— Не обращайте внимания, — бросил Гэбл. — Это телефакс, он в моем кабинете и подключен к вспомогательной линии. Два звонка, и начинается прием.
Питтман кивнул и продолжил:
— Если вы примете мои условия, я отправлюсь к вашей дочери и поведу себя настолько иррационально, что она усомнится в достоверности всего того, что слышала от меня. А совершенное мной самоубийство прибавит ей скептицизма. И тогда обвинения в ваш адрес покажутся ей несостоятельными.
— Что же, неплохо, — оживился Слоан. — К его словам стоит прислушаться. По крайней мере, появится возможность покончить с этой неприятной ситуацией.
— Уинстон! — Гэбл сверкнул глазами. — Твои реплики вынуждают меня вопреки обыкновению нарушать протокол. Прошу впредь не прерывать меня.
— Но...
— Уинстон! — Гэбл тяжело дышал, волнение подорвало силы старого дипломата.
Слоан дернулся, словно от удара, и уставился в пол.
Дыхание Гэбла постепенно выровнялось, и, взяв себя в руки, он мрачно посмотрел на Питтмана.
— Значит, вы передали моей дочери лишь ограниченную информацию?
— Именно так.
Гэбл покачал головой.
— Что-то не доверяю я вам.
— Не доверяете?
— Вряд ли вы откажетесь от помощи моей дочери, получив ее поддержку. Это было бы в высшей
