очередной густой поток движущихся автомобилей. — Но если Сираи направляется в какое-нибудь общественное место, нам не удастся переговорить с ним наедине, в спокойной обстановке.
— Это не важно, — живо отозвался Акира. — Мы будем всюду следовать за ним. И рано или поздно такая возможность представится. И это произойдет в таком месте, где он нас не ждет. Где у него не будет ни охраны, ни оружия.
— Другими словами, ты хочешь сказать — расслабься, успокойся и наслаждайся поездкой.
— Успокойся? — Акира взглянул на Савиджа, и его брови поползли вверх. — Никогда не привыкну к вашим американским шуточкам. — Из «уоки-токи» послышался мужской голос, Акира снова взглянул на Савиджа. — На следующей улице, повернув налево, я окажусь за два квартала от лимузина.
— В таком дорожном хаосе мы не сможем увидеть автомобиль.
— Ученики Таро-сэнсэя будут продолжать наблюдение. Их мотоциклы также стоят на всех параллельных улицах. Если водитель Сираи изменит маршрут, нас немедленно поставят в известность.
Глава 10
Они продолжали пробиваться на запад, порой съезжая с главной улицы на боковые по сигналу «уоки-токи», полученному от учеников Таро. Сгущались сумерки, машин становилось все меньше. Они добрались до хайвэя, набрали скорость и тут увидели лимузин, эскортируемый впереди и сзади «ниссанами». Акира радировал группе наблюдения, что теперь почти все свободны и могут возвращаться к Таро. Лишь несколько человек остались, чтобы продолжать наблюдение за Сираи. Акира двигался за автоколонной Сираи на максимально приближенном расстоянии.
Савидж потер ноющее плечо.
— Не иначе, как Сираи намерен отправиться за город.
Акира пожал плечами.
— Рядом много примыкающих к столице городков.
— У Сираи, по всей вероятности, есть веская причина для столь дальней поездки. — Подумав, Савидж добавил: — Эти люди на демонстрации… знаешь, я не перестаю удивляться, сколько же у него последователей.
Акира, не отрываясь, следил за противником, едущим впереди.
— Не заблуждайся. Главное сражение еще впереди. Несмотря на то что влияние его возрастает день ото дня, большинство японцев с ним не согласны. Экономическое чудо, новый класс богатеев, благосостояние — все это радует моих соотечественников. Им нравится сотрудничать с зарубежными фирмами, пока такое сотрудничество им выгодно. Пагубное влияние Запада на японскую культуру, как бы оно ни возмущало Сираи, для послевоенного поколения японцев — всего лишь заманчивая перспектива выхода в мир — и не более того.
— Тогда почему эти демонстрации столь многолюдны? — спросил Савидж.
— Многолюдны по сравнению с чем? В шестидесятых годах нашего столетия сотни тысяч японцев вышли на улицы, протестуя против возобновления договора с Америкой. Одного политика проамериканской ориентации публично зарубили мечом. Демонстранты требовали ухода американцев лишь потому, что не хотели присутствия на японской земле атомного оружия. Как сказал вчера вечером Таро, мы никогда не забудем, что являемся единственной нацией на земле, пережившей атомную бомбардировку. В 1965-м американский бомбардировщик «потерял» водородную бомбу возле японского побережья. Ваше правительство не признавалось в этом вплоть до 1981-го, но и тогда утверждало, что бомба упала в пятистах милях от берега. Ложь. В 1989-м мы наконец узнали, что бомба залегла всего лишь в восьмидесяти милях. Подобные инциденты и ложь только подливают масла в огонь наиболее радикальных антиамериканских оппозиционеров… Ты что-нибудь слышал о Мисиме?
— Конечно, — отозвался Савидж.
Мисима был одним из известнейших писателей Японии. Говоря о личности и творчестве Мисимы, Савидж считал его достойным стоять в одному ряду с Хемингуэем. Кодекс чести Мисимы привлек к нему огромное количество сторонников, сформировавших что-то наподобие армии. В особых случаях они носили весьма замысловатую военную форму, модель которой разработал сам Мисима. Отдавая должное известности и авторитету романиста, офицеры одной из наземных баз Сил самообороны Японии позволили Мисиме и его соратникам заниматься на своей учебной базе воинскими искусствами.
В 1970 году Мисима с горсткой ближайших сторонников прибыл на базу и попросил командующего базой принять его. Мисима связал беднягу, захватил командный пункт и потребовал вывести весь личный состав базы на плац, где он обратился к ним с речью. Власти, неспособные освободить заложника, согласились с условиями Мисимы. Речь превратилась в злобные разглагольствования по поводу того, что Япония разваливается, что ей необходимо вернуть былое величие и чистоту, дабы она могла исполнить свое божественное предназначение. Словом, это был чистейшей воды милитаристский демарш под прикрытием лозунга о возрождении исконных японских традиций. Солдаты же, вынужденные собраться на плацу, чтобы слушать бредни Мисимы, стали смеяться и всячески издеваться над ним.
Униженный и оскорбленный, Мисима вернулся на командный пункт, вытащил меч — дань самурайской традиции, — опустился на колени… И совершил сэппуку, вспоров себе живот.
Но перед этим он приказал самому преданному из своих почитателей обнажить меч, встать у него за спиной и довершить дело — отсечь ему голову.[26]
— Этот случай вызвал шумную дискуссию, — сказал Акира. — Многие японцы восхищались отвагой Мисимы и его приверженностью традициям. Но в то же время сомневались в необходимости совершения подобного акта. Какая польза от ритуального самоубийства? Неужели он не мог отыскать более эффективный и конструктивный способ выразить свое отчаяние? Или же он действительно верил, что самоубийство вдохновит его приверженцев продолжить начатое им дело?
Савидж не знал, как ответить на эти вопросы. Он думал об отце, но не о том незнакомце, с которым встретился в Балтиморе, а о человеке, которого помнил с детства, которого любил и который однажды ночью пустил себе пулю в лоб. Да, отчасти Савидж понимал его отчаяние.
Но Савидж вырос в Америке и усвоил ее систему ценностей. Прагматизм. Выживание, даже ценой позора. Долготерпение, даже в ущерб гордости. Не позволить негодяю одержать над тобой верх.
Боже!
Акира прервал затянувшееся молчание:
— Мисима — великолепный пример. Символ. Его помнят спустя двадцать лет после самоубийства. Уважают. Так что, быть может, он все-таки достиг желаемого. Не тогда, когда он вспорол себе живот, и не тогда, когда замышлял свою акцию, а позже. Ты должен понять, в Японии демонстрации левых разгоняют. Их — левых — приравнивают к коммунистам, а коммунистов ненавидят. Чтобы все стали равны? Не-ет. В Японии существует строгая иерархия. Сёгун — даймё — самурай… Это иерархия на государственном уровне. Но демонстрации правых радикалов — иное дело. Власти их терпят, позволяют их проведение, а все потому, что они выступают за строгий государственный контроль и общественный порядок. Они хотят, чтобы каждый человек знал свое место, чтобы взаимоотношения на уровне: муж — жена, отец — сын, наниматель — служащий были прочными и неколебимыми.
— Можно подумать, — нахмурился Савидж, — что ты с этим согласен.
— Я просто пытаюсь объяснить, что правых у нас не так уж много, но они весьма влиятельны и составляют ядро последователей Сираи. Ему, разумеется, хочется превратить умеренных в экстремистов, но пока это не удается. Так вот: большинство японцев относятся к демонстрациям с интересом и сочувствием, однако они пока не созрели для активных действий.
— Пока.
Акира пожал плечами.
— Мы можем извлечь урок из истории, но не можем повернуть ее вспять. Я ненавижу «черные корабли» коммодора Перри и то, что в результате стало с моей страной, но я не верю, что Сираи способен возродить японскую культуру, возникшую во времена Токугавского сёгуната в ее первозданном виде. Ему нужна какая-то новая идея, способная стать катализатором общественного сознания, но он оказался
