означало, что колье, ее премия, ничего не стоит.
Что же еще было? Она исследовала банковскую ведомость, которую ей присылали ежемесячно. Это был жест искренности со стороны Драммонда: из каждой ведомости явствовало, что Драммонд, как и обещал, переводил ее ежемесячный гонорар на ее счет в банке. Поскольку она живет на всем готовом, ей нет необходимости брать эти деньги, объяснил Драммонд. Зато когда работа будет завершена, она сможет снять сразу всю эту огромную сумму.
В банковской ведомости был указан номер счета. Она знала, что не осмелится воспользоваться имевшимся в квартире телефоном (он наверняка прослушивался), поэтому стала ждать одного из тех редких случаев, когда ей разрешат выйти из дома днем и когда банк будет открыт. Воспользовавшись паузой в выступлениях на официальном политическом завтраке, куда привез ее Драммонд, она с величайшим наслаждением шепнула ему, что ей надо в дамскую комнату. Сидевший с напряженным лицом Драммонд кивком разрешил ей это и махнул морщинистой рукой одному из телохранителей, чтобы тот проводил ее.
Она придвинулась ближе, прижимаясь к нему грудью.
— Нет, мне нужно не ваше разрешение, — зашептала она. — Мне нужны пятьдесят центов. Именно столько стоит сходить здесь в туалет.
— Не говорите «туалет». — Драммонд поджал губы в знак неодобрения такой вульгарности.
— Я буду называть это место вазой для роз, если вам угодно. Но мне все же нужны пятьдесят центов. Плюс два доллара для служительницы, за салфетки. Мне не пришлось бы просить у вас эту мелочь, если бы время от времени вы давали мне немного наличных денег.
— Вам дают все необходимое.
— Разумеется. За исключением тех случаев, когда мне надо пойти в дамскую комнату… простите, в вазу для роз. — Она еще сильнее прижалась грудью к его костлявой руке.
Драммонд повернулся к сидевшему рядом с ним Реймонду.
— Проводи ее. И дай, что она просит.
Они прошли сквозь толпу, не обращая внимания на глазеющих на нее поклонников. Реймонд незаметно передал ей ту небольшую сумму, которую она просила. Войдя в комнату отдыха, представлявшую собой часть дамского туалета, она сразу же бросилась к телефону-автомату, опустила монеты, набрала номер банка, куда Драммонд переводил ее гонорар, и попросила соединить ее с расчетным отделом. Несколько светских дам, сидевших на бархатных стульях перед зеркалами и освежавших свой макияж, узнали ее и завертели головами. Она кивнула с царственным видом, давая понять, что не желает быть объектом чужого любопытства. Привыкшие делать вид, что никто и ничто не может произвести на них впечатление, светские матроны пожали плечами и вновь занялись подкрашиванием своих увядших губ.
— Расчетный отдел, — отозвался мужской голос.
— Прошу вас проверить вот этот номер счета. — Она продиктовала его.
— Минутку… Да, этот счет у меня на экране компьютера.
— Какой там остаток?
Голос сообщил какой. Сумма оказалась верной.
— Есть ли какие-нибудь ограничения?
— Только одно. Для снятия денег со счета требуется вторая подпись.
— Чья?
Как оказалось, подпись Реймонда. Именно тогда она поняла, что Драммонд не намеревался выпустить ее живой после того, как роль будет сыграна.
Ей понадобилось несколько недель на то, чтобы подготовиться, все рассчитать, все высмотреть и дождаться подходящего момента. Никто ничего не заподозрил. В этом она была уверена. Она заставила себя казаться настолько довольной жизнью, что могла гордиться: за всю ее сценическую карьеру это было самое блистательное исполнение роли. Вчера она ушла к себе в спальню в полночь, притворилась спящей, когда горничная заглянула к ней в два часа ночи, и ждала до четырех, чтобы быть уверенной, что горничная спит. Она быстро оделась в серый тренировочный костюм с капюшоном, обулась в кроссовки. Запихнула в сумочку колье, браслеты и серьги, которые Драммонд обещал ей подарить и которые, как она теперь знала, были фальшивыми. Ей все равно пришлось взять их — пускай Драммонд думает, что она считает эти бриллианты и другие камни настоящими и попытается продать их. Пускай его люди зря потратят время, расспрашивая ювелиров, к которым она вероятнее всего могла бы обратиться. У нее было немного денег — то, что ей дали для служительницы в дамской комнате, несколько долларов, которые ей удалось стащить отдельными монетками по десять и двадцать пять центов из кошелька горничной, пока та была занята где- то в другой комнате, и двадцать пять долларов, которые у нее были с собой в первый день, когда она приступила к работе. С такими деньгами далеко не уйдешь. Ей нужно было больше. Намного больше.
Первой ее задачей было выйти из здания. Как только она поняла, что ее держат взаперти, то сразу предположила, что дверь снабжена сигнализацией, которая сработает и предупредит охранников, если она попытается бежать ночью. Именно эта сигнализация была одной из причин того, что ей пришлось ждать несколько недель. Столько времени ей потребовалось, чтобы урывками, пока горничная отвлекалась от слежки за ней, проверить стены за мебелью и под картинами и обнаружить скрытый выключатель сигнализации. Он был спрятан позади шкафчика с напитками, и прошлой ночью она отключила его. Потом бесшумно отперла дверь, открыла ее и осмотрела коридор. Наблюдавшего за лифтом охранника не было видно. Обычно он сидел на стуле сразу за поворотом коридора. В четыре утра он наверняка дремлет, положившись на то, что звук лифта его разбудит.
Но она и не думала воспользоваться лифтом. Она лишь прикрыла свою дверь, не решаясь захлопнуть ее, чтобы избежать шума, и повернула по коридору направо, туда, где была пожарная лестница. Ковер заглушал ее шаги. Эта дверь на ее этаже не охранялась, охранялся лишь выход с лестницы в фойе. С величайшей осторожностью она открыла пожарную дверь, так же осторожно закрыла ее за собой и выдохнула, вытирая вспотевшие ладони. Этот отрезок пути внушал ей наибольшие опасения — она боялась, что звук открывающейся двери всполошит охранника. Дальше на какое-то время ей будет легче.
Она стала быстро спускаться по холодной темной лестнице. Резиновые подошвы кроссовок не производили почти никакого шума. Сорока этажами ниже, чувствуя скорее прилив энергии, чем усталость, она оказалась перед дверью, ведущей в фойе, но не остановилась, а спустилась еще ниже, в подвал. Пробираясь через пыльные помещения, служившие складами, и через шумную котельную, через хаос труб и кабелей, она все время боялась натолкнуться на сторожа, но никого не было видно, и она в конце концов нашла лестницу, ведущую к заднему выходу из здания. Он находился довольно далеко от парадного, так что, если кто-то следил за тем выходом, он вряд ли заметил бы человека, выскользнувшего из подвала.
Все еще соблюдая осторожность, она выключила лампочку возле выхода и лишь потом открыла дверь — так она не рисковала попасть в полосу света из дверного проема. И вот она уже на улице, идет быстрым шагом, чувствуя, как ее охватывает острый холодок последних дней октября. Жаль, что нельзя было взять с собой никакого пальто, — в гардеробе у ее персонажа были только дорогие пальто, предназначавшиеся для ношения в ансамбле с вечерними туалетами. Не нашлось ничего похожего на обычную куртку-ветровку. Ладно, это не так важно. Зато она свободна. Только надолго ли? Страх и крайняя необходимость гнали ее вперед.
Без парика, специального грима и приспособлений, меняющих черты лица, она уже не походила на ту женщину. Верно, публика ее теперь не узнает, но у Алистера Драммонда есть ее фотография в натуральном виде. Поэтому она не поехала в такси. Таксист, если его начнут расспрашивать, вспомнит, что подобрал такую пассажирку в этот час и в этом месте, причем задача его упрощается благодаря ее латиноамериканской внешности. Он также вспомнит, где ее высадил. Конечно, она вышла бы на приличном расстоянии от того места, куда на самом деле хотела попасть, так что большой опасности здесь для нее не было. И все-таки, рассудила она, будет лучше не оставлять Драммонду вообще никаких ниточек, даже ложных, а просто как бы исчезнуть, и все. Да и денег у нее так мало, что глупо тратить их на такси.
Так что она бежала по почти безлюдным улицам с видом ранней пташки, любительницы бега трусцой. Решив поохотиться, она побежала вокруг Центрального парка, старательно притворяясь легкой добычей. Наконец из темноты вынырнули двое подростков с ножами. Она сломала каждому по руке и отобрала у них четырнадцать долларов. К рассвету ее тренировочный костюм покрылся темными пятнами пота, и она остановилась передохнуть в закусочной на Таймс-сквер, где круглосуточно кормили гамбургерами. Там,
