загон, мастерская с заправкой и ресторан с кичливой вывеской.
Город все тот же, а вот жители изменились: нет ни воспаленных зобов, ни горбов, ни язв. Увидев меня, люди в панике замирают, в глазах жалость и отвращение.
Я нашел ее дом, притаился и жду.
Врачи говорили, что у меня галлюцинации. Мол, мне действительно подмешали в пищу какой-то наркотик, и я до сих пор под его действием, отсюда и мысли о собственной уродливости. Но я-то знаю правду!
Та женщина скормила мне свои грехи! Ничего, я с ней поквитаюсь...
Эти строки я пишу, сидя на ее диване. Если со мной что-то случится, люди узнают: я ни в чем не виноват.
Скоро она вернется домой. Конечно, куда ей деться, а потом...
К дому подъехала машина, кажется, внедорожник. Я слышу шаги, только идет не один человек, а двое, мужчина и женщина.
Это другая женщина, не та, что в прошлый раз!
Что случилось? Неужели она уехала?
Они приближаются... Еще немного — и меня найдут!
Не могу больше терпеть, нужно избавиться от грехов, очистить душу... Нужно...
На кухне есть острый нож... Я не знаю, что должен говорить, как перенести грехи в еду.
Зато прекрасно помню ее последние слова. Именно так я сейчас и сделаю...
Нужно заставить их...
Меня съесть.
Повсюду черное, белое и красное
Наверное, завтра вы прочтете обо мне в газетах. Если живете на углу Бентон и Сансет-стрит, то эти самые газеты должен был принести вам я. Сегодня меня заменил папа, потому что я попал в больницу со сломанной рукой и разбитой головой. Представляете, один день не вышел, а скучаю по работе. Я ведь с девяти лет разношу газеты, ежедневно, даже в Новый год и Рождество. Если думаете, что сегодня утром мне удалось выспаться, ошибаетесь. Медсестры будят в несусветную рань, совсем, как мама, которая заставляет вылезать из кровати и надевать кальсоны, потому что на улице холодно. Хуже всего поздней осенью и зимой: на велосипеде не проедешь, приходится ходить пешком, в темноте выискивая номера домов, где живут новые клиенты.
Хотите узнать, как я работаю? Каждое утро парень из типографии выгружает сверток с газетами, которые, пока я одеваюсь, папа перекладывает в мой рюкзачок. Довольно часто попадаются карточки с новыми именами и адресами тех, кто от подписки отказался. Перед выходом мы с мамой составляем список и подсчитываем, кто сколько мне должен, особенно, если клиент появляется или уходит посреди недели. Наверное, со стороны все кажется сложным и занудным, но папа говорит, что к любому делу нужно относиться серьезно. Думаю, он прав, потому что получается у меня весьма неплохо, а того, что я зарабатываю, хватает на новые диски и компьютерные игры, и это при том, что треть от заработка папа кладет мне на счет.
Впрочем, вам интереснее послушать о клиентах. Удивительно, как быстро привязываешься к тем, кому доставляешь газеты. Совершенно чужие люди, а я могу сделать их чуть счастливее. Я ведь ни разу не опоздал и не прогулял, за исключением того дня, когда лежал с температурой, и сегодняшнего, но об этом разговор особый... Сейчас мне не до газет: на голову давит тугая повязка, на руке тяжелый гипс. Гипс я разрисовал маркерами, а медсестры написали на нем разные приколы. Жду не дождусь, чтобы показать их ребятам, однако врачи говорят, это случится недели через две.
Работая почтальоном, замечаешь разные мелочи. Например, после футбольного матча люди встают задолго до моего прихода и с нетерпением ждут газет, чтобы узнать подробности.
Или, к примеру, дом на Джилби-стрит, во дворе которого целую неделю пахло так, что приходилось зажимать нос. Иногда даже это не помогало, и меня рвало. Словно огромный мешок картошки сгнил. Мои газеты никто не забирал, они так и лежали на крыльце, и однажды я рассказал об этом папе. Он как-то странно посмотрел на маму и сказал, что попробует разобраться. Наверное, решил, что там кто-нибудь умер... Я уже представлял кровавое убийство, а впоследствии выяснилось, что хозяева просто уехали в отпуск, а ужасный запах стоял от сгнивших мешков с кухонными отбросами, которые они оставили во дворе.
А еще Карриганы: он прошлым летом потерял работу, а она любит красивую одежду. В результате — постоянные скандалы из-за денег, даже в шесть утра, когда я приношу газеты. Неужели двадцать четыре часа в сутки ругаются?
А старый мистер Бланшар? Мама говорит, у его жены лейкемия. Наверное, это так, потому что миссис Бланшар я уже несколько месяцев не видел, зато сам старик с самого утра на ногах. Окна в гостиной не зашторены, и я вижу, как он, сгорбившись, сидит в высоком кресле. Его всхлипывания слышны даже на улице. Мне так его жаль, что на глаза наворачиваются слезы. Я хотел бы ему помочь, только не знаю как.
И, наконец, мистер Ланг с одутловатым лицом, красным носом и злыми глазами. Он постоянно жалуется, что газеты слишком дороги, а я его обсчитываю. Ничего подобного! Два месяца назад он чуть не набросился на меня с кулаками, и теперь к нему ходит мой папа. Он говорит, мистер Ланг очень неплохой человек, и все его беды от виски, но мне все равно. Не буду к нему ходить, и точка!
Наверное, я испугался после того, как в прошлом месяце в Гранит-Фоллз пропал мальчишка-почтальон. Родители забили тревогу, когда в воскресенье утром не дождались его к завтраку. А потом начались звонки от соседей, которые так и не получили утренних газет. Сумку с газетами нашли в двух кварталах от дома на заброшенной стоянке. Родители прочесали весь город, газета, на которую он работал, опубликовала фото... Парня так и не нашли. В полиции считают, что он убежал, но разве в такой холод убежишь? Кто-то из инспекторов заявил, что родители сами сжили мальчишку со свету; те подняли шум и пригрозили подать в суд за моральный ущерб. А потом какой-то кретин решил поразвлечься: позвонил родителям и сказал, что их сын у него. Полиция отслеживала все звонки и тут же нашла шутника. Никакого мальчика у него не оказалось, зато появилась куча проблем.
Гранит-Фоллз от нас совсем недалеко. Папа говорит, что маньяк может оказаться и в нашем городе. Работу бросать не хотелось: я уже привык к деньгам. Однако определенные опасения появились, самому-то пропадать не хочется. Не маленький, знаю, что творят с мальчишками маньяки-извращенцы. Несколько дней папа ходил со мной, потом снова стал отпускать одного. Я всегда брал с собой фонарик и бежал чуть ли не бегом. Утром, когда некого позвать на помощь, обычный шелест ветра пугает до смерти. Но прошел месяц, и я начал успокаиваться и стесняться того, что вел себя как дитя. Все возвращалось на круги своя: толком не проснувшись, я доставлял газеты, а потом несся домой, к свежеотжатому апельсиновому соку, который к моему возращению готовила мама. Если оставалось время, даже ложился вздремнуть до школы. После улицы под одеялом так тепло и уютно!
Три недели назад пропал еще один мальчик, на этот раз у нас, в Кровелле. Полиция суетилась не меньше, чем в Гранит-Фоллз, «Газетт» опубликовала фотографию, родители предложили вознаграждение... В результате нашли лишь пустой рюкзачок. В полиции говорят: «Идентичный почерк налицо». Да любому ясно, что мальчишки исчезли одинаково и не могли убежать вместе, тем более в такой снег.
