помощью к местным властям. Нередки случаи, когда полиция прикрывает похитителей и помогает им получить выкуп. Правильнее будет сразу же связаться с американским посольством».
— Хм… это мы, кажется, уже профукали.
— Ты действительно доверяешь этому Педерсону?
— Приходится, — ответил я.
Распрощавшись со Штеффи, я набрал номер инспектора.
Глава 36
Когда я дозвонился в участок, Линфильд Педерсон уже собирался уходить — мол, у него какие-то дела. Сказал, что покончит с ними, а потом часиков около десяти навестит меня на траулере. Сидеть в ожидании мне не улыбалось, так что я предложил ему встретиться у Дауни.
Мысль эту он не одобрил.
— Нечего тебе там в одиночку шастать. Лучше подожди меня на своей посудине.
После вчерашнего недоразумения у меня возникло чувство неловкости по отношению к нему, словно я крепко задолжал. Короче говоря, я направился в бухту и стал ждать, как условились. Меня терзали противоречивые чувства: с одной стороны, обуревала радость, ведь я снова на милом сердцу «Лоботрясе», а с другой — ожидание известий от похитителей было сущей пыткой. Да нет, сказать по чести, ситуация была адская; по-настоящему радоваться я смогу, лишь когда освобожу Барбару.
Но вот подошел назначенный час: десять, одиннадцать, полдень. Педерсон заявился ближе к обеду — я к тому моменту всю палубу измерил. Извиняться он и не подумал, и вид у него был отнюдь не запыхавшийся. Да уж, время на острове течет медленно: ни убийство, ни похищение не способно поторопить его ход.
Педерсон некоторое время рассматривал «Лоботряса», потом, по настоянию Дрыща, умял тарелку оставшихся с вечера фаршированных окуней. И лишь тогда мы с инспектором сели в белый универсал.
— А откуда этот твой приятель? — спросил он. Мы проехали вдоль гавани, а потом свернули к пляжу.
— Дрыщ?
— Ага. Что-то в нем есть такое… Индейское.
— Он из племени тайно.
Педерсон мельком взглянул на меня:
— Тайно? Которые в Доминиканской Республике?
— Вот-вот. Я потрясен. Ты первый человек, который не спросил, что это за хрень.
— Не, я наслышан. Просто думал, испанские конкистадоры всех перебили.
— Только при нем такого не говори, взъярится. Терпеть не может, когда его приписывают к вымирающему виду.
А потом я вкратце пересказал Педерсону историю нашего с Дрыщом знакомства. Вскоре после своего ухода из «Дельфинов» я совершал одиночное плавание по Карибам. Дело было на юго-восточном побережье Доминиканской Республики, неподалеку от Пунта-Азур. Я решил поплавать с маской возле прибрежных скал, накатила приливная волна, и меня занесло в самую гущу морских ежей — ну тех, с ядовитыми шипами. Ох как я катался по пляжу, заливаясь младенческим криком! Поднимаю глаза, вижу — смуглый сухощавый человек с длинными черными волосами, собранными в хвост, стоит и глазеет на меня. Лицо как у древнего истукана с острова Пасхи — вроде бы и выражения никакого нет, а присмотришься — сама вечность. На вид парню можно было дать и двадцать, и шестьдесят — не разберешь. Да я до сих пор не знаю, сколько Дрыщу.
И вот я лежу там, скулю, а этот индеец спускает штаны, достает свою елду и обдает меня горячей струйкой. Я и вякнуть не успел, а он уже сидит на коленях и растирает ожоги мочой.
— Лечение, — пояснил он.
И что удивительно, через несколько минут боль как рукой сняло и я спокойно поднялся на ноги. Тут мой новоявленный знакомец заявляет:
— Я на тебя работаю.
Так совпало, что «Лоботряса» не мешало чуток подлатать и мне действительно требовалась неквалифицированная помощь. Однако когда с ремонтом мы покончили, стало ясно, что предложение спасителя выходило за рамки моего пребывания в Доминиканской Республике. Он намеревался и дальше на меня работать, сопровождая повсюду. Я как мог его отговаривал, объяснял, что с финансами не густо и я не могу нанять работника.
— А я за так, — ответил индеец. — Это мой долг.
— Что за чушь?
— Так мне на роду написано.
— Кто-то тебе это предсказал?
Дрыщ кивнул:
— Мой дед. Он заглядывал в будущее.
— Ах, ну да, — сказал я. — То есть вроде как предок увидел в будущем, как ты гулял по скалам в Пунта-Азур, как я корчился от ожогов и ты нассал мне на ногу? Так, выходит, нас судьба свела?
Тот пожал плечами:
— Более-менее. Дед изъяснялся символами, а уж я сам их расшифровывал.
Отговаривать его было бесполезно. Он завернул свои пожитки в старое одеяло, растянул на паруснике гамак, и во Флориду я отправился с пассажиром на борту. Я надеялся, что его задержат на таможне, но индеец предъявил властям американский паспорт. Оказывается, родился он в Майами, а на родину его привезли в раннем детстве.
— Его настоящее имя — Кацик Баугтанахата.
— Теперь понятно, почему ты называешь его Дрыщом.
— На языке тайно это означает «Вождь Земного Пупа».
— Это что, вроде пещер?
— Ну да. Такие огромные колодцы. Индейцы называют их Пупами Земли и почитают как святыни. Дрыщ говорил, что восходит к роду жрецов и шаманов.
— И ты ему веришь?
— Да, — просто ответил я.
У меня было достаточно причин верить своему другу-индейцу. Я мог бы поведать Педерсону массу занимательных историй, но мы уже подъехали к особняку Дауни. Время воспоминаний закончилось.
Глава 37
— Вы передали им деньги? — переспросил Педерсон, не поверив своим ушам.
Я был с ним вполне солидарен, но смолчал — потерял дар речи.
— Да, часть суммы, — подтвердила Зой Эпплквист.
Мы сидели в гостиной розового бунгало. Бирма из спальни не вышла — по словам Зой, она отдыхала. Тиффани Сен-Джеймс, может, и находилась где-то поблизости, но не показывалась. Клариссы Персиваль тоже нигде не было видно. Так что, выходит, принимала нас одна спортсменка.
— Когда это случилось? — поинтересовался мой спутник.
Зой прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, всем своим видом давая инспектору понять, что ее душа глубоко возмущена его присутствием. Она поначалу вообще не хотела пускать нас на порог, закатила истерику, обозвала меня предателем и лжецом. Благо мне удалось ее успокоить.
Зой посмотрела на Педерсона и размеренно изрекла:
— С нами связались час сорок пять минут назад. Мы с Бирмой вернулись из банка, и тут же раздался
