Глава 64
Через неделю мы с Барбарой катились на ее верном драндулете, любимой «Желтой пташке», по Марина-драйв. Направление строго на юг, минуя город Марафон, прямиком на Ки-Уэст. Барбара сидела за рулем кабриолета, нас обдувал ветерок, и претензий к жизни у меня не было. Ну, скажем так, почти.
— Знаешь, «Желтая пташка» — так себе звучит, пресненько, — начал я. — Банальное затасканное клише, как и сама песня…
— Ух ты, «клише», «банальное», «пресненько»… И это из уст бывшего профессионального спортсмена, а ныне полноправного бродяги-лодочника.
— Ты не забывай, что я теперь еще и плантатор. Выращиваю пальмы.
— Плантатор-эксплуататор.
— Ну, вообще-то да, по части агрономии у нас Дрыщ специалист, — ответил я. — Но все равно, я, согласись, чистокровный потомственный разводчик пальм.
— Воистину редчайшая порода.
— И впредь будь добра об этом помнить, — сказал я. — Кстати, насчет твоей желтой птахи. Песня — дрянь: ни один уважающий себя музыкант не станет ее петь. А про птичек я тебе особо расскажу…
— Прелестные создания. Я их обожаю. Такие крохи, прыгают, щебечут. Как, ты говоришь, они еще называются?
— Бананчики.[13] Ты сидишь за столиком, пытаешься позавтракать, а они прыгают вокруг тебя, клюют хлеб, гадят на скатерть…
— Любимый, моя машина все равно называется «Желтая пташка». Не могу же я взять и переименовать ее в «Бананчика». Она желтая, красивая и порхает.
Что верно, то верно. Мы не мчались, а летели по Семимильному мосту, мимо Саншайн-Ки. Время летело незаметно, и скоро мы уже въехали в парк «Голубой залив». Нашли самодельный столик в тенечке возле воды, и пока Барбара отлучалась «по делам», я достал скатерть, припасы и стал накрывать на стол. Съестного у нас было в достатке: острый салат карри, ломтики манго, хрустящий кубинский хлеб. Для Барбары — бутылочка шардонне «Ранчо Сисквок», «Хайнекен» — для меня. И что особенно приятно: птичек здесь не было. Желтые очаровательные бананчики в такую «холодрыгу» не залетают.
Скоро вернулась Барбара.
— Есть четвертаки?
Я вытащил из кармана пригоршню монет и ссыпал их Барбаре в ладонь, где уже позвякивала мелочишка.
— Тебе зачем?
— Сейчас узнаешь.
Она ушла и скоро вернулась с газетой в руках. Это был воскресный выпуск «Майами геральд». Барбара демонстративно раскрыла передо мной первую страницу.
— Ты погляди, целая передовица, — сказала она.
Со страницы взирало мое собственное юношеское лицо, снятое допотопным фотоаппаратом. Я в оранжевой футболке, сорок четвертый номер. И заголовок: «Атака Зака! Мафиози на крючке. „Дельфин“ спасает даму сердца».
— «Даму сердца»… Это они тебя так обозвали?
— Ну да, по-моему, звучит складно. Вполне простительно.
— «Мафиози»! Это Ортис-то? — снова возмутился я. — Да какой же он мафиози?! Обычный мелкий мошенник.
— Ну и что? Так солиднее. Отличная статейка, просто гениальная. Тебе почитать?
— Сделай милость.
Развалившись в тенечке, я потягивал «Хайнекен». Барбара говорила, а я слушал. По мне — так пусть читает что угодно: мелкий шрифт на засыпке для кошачьего туалета, состав средства на флаконе с аэрозолем. А видеть ее при этом — двойное удовольствие. Кровь закипает. Неужели можно пресытиться этой бесподобной женщиной? Никогда!
— Генеральный прокурор Вильям Шиффер, который два года назад засадил Частина за решетку, со всей ответственностью заявил, что лично подаст прокурору заявление на апелляцию. Слушай дальше, это цитата: «Зак Частин должен быть полностью оправдан и восстановлен в своих правах. Американский народ будет стоя аплодировать своему герою», — сказал Шиффер.
Я хлебнул пива, закусил салатиком. На мой вкус, перца не хватает, но и так вполне сносно. На небе — ни облачка, с воды дует легкой прохладой. В отеле «Маркиза» нас ждет снятый на три дня номер. Поначалу мне там не понравилось — не про мою честь, — зато теперь…
Барбара читала дальше.
— «Следственные органы сообщили, что замысел перевезти золотые самородки в форме баллонов для дайвинга принадлежал Ортису и его соучастникам из Панамы. Когда два года назад Частина арестовали в его родовом поместье в Ла-Донне, представители властей не заметили находившиеся на борту слитки весом почти восемьдесят фунтов каждый».
— Тут им что, Англия? Да в целой Флориде нет ни одного родового поместья. Это должен быть замок: восемнадцать комнат, двадцать семь туалетов, свое кладбище, дворецкий… Да и вообще лет пятьсот надо землей владеть.
— Зак, умолкни. — Пригубив вина, Барбара продолжала: — «В результате облавы, которую спланировали и осуществили федеральные агентства вкупе с представителями местных правоохранительных органов…»
— Вранье! Это все мы с Дрыщом спланировали и сказали этим клоунам, когда их выход.
— Зак, пожалуйста, угомонись. Неужели тебе недостаточно всенародных аплодисментов?
Я умолк.
— «В результате облавы…» Так-так-так… А-а, вот: «…федеральные власти конфисковали девять золотых слитков. Их общая стоимость оценивается приблизительно в девять миллионов долларов. Ортису предъявлены обвинения в…» — Барбара прекратила читать, отложила газету и взглянула на меня. — Зак, поправь, если я ошибаюсь: помнится, ты говорил, что баллонов было десять, так?
Я допил бутылочку пива и откупорил новую. Нас ждет пентхаус в отеле «Маркиза» за три тысячи долларов в сутки, и мы собираемся здорово отдохнуть на солнечном побережье.
— Зак, отвечай, — настаивала Барбара. — Разве их было не десять?
Я оторвал ломоть хрустящего кубинского хлеба, глотнул «Хайнекена». Эх, чудесный выдался денек!
Примечания
1
Песня чернокожего автора-исполнителя Уинстона Груви «Yellow bird», или иначе «Миссис Джоунс». Циничный рассказ о девушке, «желтой пташке», которую мать, миссис Джоунс, держала взаперти (как в клетке), оберегая от разных проходимцев, и о пареньке, который после долгих усилий добился-таки цели, а когда залез своей «мечте» под юбку, немедленно потерял к ней интерес. Песня эпохи 70-80-х. —
2
