Среди живших там птиц были голуби и что-то вроде маленьких ткачиков: так называемые, серые рисовки. Эти ткачики, как правило, сидят на жёрдочке вместе, плотно прижавшись друг к другу. К своему удивлению, я заметил, что ткачики в птичнике друг-друга игнорировали, отдавая предпочтение в качестве соседей по жёрдочке голубям. Рядом с каждым голубем, плотно прижавшись к его толстому телу, сидел крошечный ткачик. Довольные маленькие птички уютно устроились на ночлег, а голуби, хотя поначалу и удивлённые появлением столь странных соседей, были слишком сонными для того, чтобы по этому поводу что-то предпринимать, и, в конце концов, так и заснули, устроившись поудобнее. Я был в полном замешательстве и не знал, как такую странную манеру поведения объяснить. Эти два вида не росли вместе, а значит, о лжеимпринтинге не могло быть и речи, да и ткачики не были выведены в неволе. По всем правилам они должны были устроиться рядом со своими сородичами. Но была и другая проблема: почему из всех видов птиц в качестве партнёров по сну они выбралиименно голубей?
В последующие ночи своего дежурства у птичника мне удалось понаблюдать за поведением, ещё более странным. Прежде чем заснуть, крошечные ткачики часто чистили клювом перья голубей — опять же действие, которое при нормальных обстоятельствах они совершали бы только с особями своего вида. Ещё более странным оказалось то, что они начали играть в чехарду, перепрыгивая через спины своих огромных соседей. Ткачик запрыгивал на спину голубя, затем спрыгивал с неё на другую сторону, опять запрыгивал обратно, и так далее. Но больше всего я был удивлён, когда увидел, как одна из маленьких птичек забралась под голубя и пролезла между его лап. Сонный голубь приподнялся и уставился на что-то, копошащееся под его круглой грудью. Как только, удобно устроившись, ткачик успокоился, голубь опустился на него. Так они и сидели, голубь и ткачик с розовым клювом, торчащимиз-под груди голубя.
Такие необычные взаимоотношения нуждались в объяснении. В поведении голубей ничего странного не было (может быть, за исключением того, что они проявляли необычайную терпимость), а вот поведение ткачиков требовало изучения более тщательного. Я обнаружил, что у них был особый сигнал, сообщающий другим членам вида о том, что они готовы ко сну. Во время бодрствования они держались друг от друга на расстоянии, но когда приходило время собираться на ночлег, один ткачик (по-видимому, тот, которому больше всего хотелось спать) взъерошивал перья и как бы приседал, прижимался к жёрдочке. Это было сигналом для других сородичей, означающим, что они могут к нему присоединиться и не получат отпора. Второй ткачик подлетал и, взъерошив перья, садился на жёрдочку возле первого, за ним — третий, четвёртый и так далее до тех пор, пока все птицы не оказывались друг с другом рядом на одной жёрдочке. Те, кто прилетал позже, обычно прыгали на одной лапке позади этого ряда и протискивались в середину, занимая более тёплое и удобное местечко. Такое поведение птиц дало мне возможность разрешить мои недоумения.
Взъерошив перья и прижавшись к жёрдочке, ткачики казались больше и круглее, чем когда летали взад- вперёд. Это и было основным сигналом, означающим: 'Присоединяйтесь ко мне на ночлег'. Сидящий на жёрдочке голубь был ещё больше и круглее, а значит, так или иначе воспринимался как подающий всё тот же сигнал, только в гораздо большей степени. Кроме того, в отличие от других видов птиц в птичнике, у голубей окрас был такой же серый, как у маленьких ткачиков, а благодаря тому, что они были большими, круглыми и серыми, они подавали ткачикам некий супернормальный сигнал, против которого маленькие птички устоять просто не могли. Будучи изначально запрограммированными на такую комбинацию размера, формы и цвета, ткачики автоматически реагировали на голубей как на супернормальный стимул для устройства на ночлег, предпочитая их сородичам. Загвоздка была лишь в том, что голуби не усаживаются в ряд. Ткачик, прижавшись к голубю и обнаружив, что находится как бы 'в конце ряда', прыгает голубю на спину и, не обнаружив 'середины ряда', спрыгивает с другой стороны. Голубь настолько большой, что должен был казаться целым 'рядом ткачиков', поэтому маленькая птичка и продолжает запрыгивать на него, абсолютно, впрочем, безуспешно. С огромным упорством ткачик пытается как-то устроиться и, наконец, протиснувшись под голубя, находит себе уютное местечко 'в середине ряда', между лап большей по размеруптицы.
Как я уже говорил ранее, это один из немногих известных примеров супернормальных стимулов, который, к тому же, был выявлен без проведения специального эксперимента. Другие же, более известные, примеры всегда предполагают создание некоей искусственной ситуации. Кулики-сороки, к примеру, относятся к виду, строящему гнёзда на земле. Если одно из яиц выкатывается из гнезда, его втаскивают обратно характерным движением клюва. Если рядом с гнездом положить другие яйца, птицы затащат туда и их. Если подложенные яйца будут разного размера, птицы отдадут предпочтение наиболее крупным. Они попытаются втащить в гнездо яйца, которые по размеру намного больше их собственных, и опять это говорит о том, что они не могут устоять и реагируют насупернормальный стимул.
Птенцы серебристой чайки, выпрашивая у родителей пищу, бьют клювами в ярко-красное пятно, расположенное у кончика клюва взрослых птиц. Родители отвечают на это срыгиванием для своих питомцев рыбы. Красное пятно является жизненно важным сигналом: было обнаружено, что птенцы бьют клювом даже в картонные макеты голов родителей. Различные тесты показали, что другие детали головы взрослой птицы им абсолютно неважны: птенцы бьют клювом даже в отдельно взятое красное пятно. Более того, если им дать палку с тремя красными пятнами, они будут клевать её гораздо сильнее, чем реалистично выполненный макет головы родителя, и опять палка с тремя красными пятнами является не чем иным, как супернормальным стимулом.
Есть и другие примеры такого поведения, но этого, пожалуй, вполне достаточно. Понятно, что существует возможность сделать природу более совершенной — и это вызывает у некоторых полное отвращение, но причина проста: каждое животное есть не что иное, как сложная система компромиссов. Противоречивые требования выживания тянут его в разные стороны. Если, к примеру, животное имеет чересчур яркий окрас, его без труда обнаружат хищники; если же окрас не бросается в глаза, ему не удастся привлечь полового партнёра, и так далее. Эта система компромиссов будет находиться в «расслабленном» состоянии только тогда, когда требования к выживанию будут уменьшены искусственным путём. Домашние животные, например, находятся под защитой человека, и бояться своих врагов у них нет необходимости. Ничем не рискуя, они могут сменить свой неприметный окрас на ослепительно белый, пёстрый или на любой яркий цвет, но если их вернуть в естественные условия обитания, они будут настолько бросаться в глаза, что вскоре станут жертвами своих естественных врагов.
Подобно домашним животным, суперплеменной человек также может позволить себе игнорировать ограничения природных стимулов, служащие для выживания. Он может изобретать стимулы, преувеличивать и искажать их в зависимости от своих потребностей. Искусственно увеличивая их силу — создавая супернормальные стимулы, — он может усилить свои реакции до невероятной степени. В своём суперплеменном мире он подобен кулику-сороке, окружённому гигантскими яйцами.
Куда бы вы ни взглянули, везде найдёте признаки супернормальных стимулов. Нам нравятся цветы, поэтому мы разводим самые крупные и наиболее яркие из них. Нам нравятся ритмичные движения человека, поэтому мы изобрели гимнастические упражнения. Нам нравится вкус еды, поэтому мы делаем её ещё более разнообразной и вкусной. Нам нравятся определённые запахи, поэтому мы производим духи с сильными ароматами. Нам нравится спать на удобной поверхности, поэтому мы изобрели супернормальные кровати с пружинами и матрасами.
Можно начать с изучения нашего внешнего вида — одежды и косметических средств. Во многие мужские костюмы вставляют искусственные плечики. В период половой зрелости наблюдается заметная разница в росте плеч у разных полов: у мальчиков они становятся шире, чем у девочек. Это естественный биологический сигнал мужественности, признак взрослого мужчины. Подкладывание плечиков добавляет этой мужественности супернормальный признак, и вовсе не удивительно, что наибольшая тенденция к такого рода преувеличениям существует в самой что ни есть мужской сфере — среди военных, где для большего усиления эффекта добавляются жёсткие эполеты. Увеличение роста также является одним из признаков взросления, особенно у мужчин, поэтому неотъемлемой частью многих мужских костюмов является какой-либо высокий головной убор, создающий впечатление супернормального роста. Мы, вне всяких сомнений, ходили бы на ходулях, если бы это не создавалостолько неудобств.
Если мужчины хотят казаться намного моложе, они носят накладки, скрывающие лысины, вставные зубы, заполняющие стареющие рты, и пояса, удерживающие отвисшие животы. Известно, что молодые руководители, желающие казаться намного взрослее, нередко прибегаютк искусственной седине.
У молодой девушки увеличивается грудь и становятся шире бёдра, что говорит о её половом развитии.
